Онлайн книга «Знамение змиево»
|
– Поди-ка, Виринеюшка, мать Илиодору позови ко мне, – велела мать Агния темнобровой, видимо, своей келейнице[38]. Та удалилась и вскоре вернулась в сопровождении той здоровенной старой инокини. – Это мать Илиодора, келарница[39]наша, – пояснила игуменья Вояте. – А это, матушка, Воята… по крещению тебя как? – Гавриил. – Гавриил, попа Тимофея новгородского сын, его Нежата Нездинич и владыка новгородский Мартирий в Сумежье прислали в церкви читать. Да сетует, читать нечего. Мне помнится, у нас в древлехранилище есть одна книга… Ты ведь была здесь, когда мать Сепфора в обитель вступила? – Была, матушка. – Келарница поклонилась. – Она вроде бы принесла с собой книгу некую… Илиодора задумалась, возведя очи, будто ожидая подсказки свыше: – Принесла… Может, и принесла. – Ты сама же мне рассказывала, – мягко напомнила мать Агния. – Дай Бог памяти! Не погневайся, матушка, не помню я! Мне забот столько с припасом, лишь бы мне пропитания для обители сыскать, лишь бы сызнова не пришлось белым мхом с квашеной брусникой питаться да кору сосновую в квашню тереть! Куда ещё о книгах помнить! Я в них и ступить не умею… – Мать Сепфора – вдова прежнего попа власьевского, отца Ерона, – пояснила мать Агния для Вояты, и он встрепенулся, услышав знакомое имя. – А она… умерла? – заикнулся Воята, первым делом подумав, что можно же спросить у самой Сепфоры. – Для всего мирского умерла, – кивнула мать Агния. – Видел ты в церкви схимонахиню? Это она, мать Сепфора. Но только никакого иного дела, кроме молитвы, у неё более нет, о мирских делах её расспрашивать не-уместно. Воята подавил досадливый вздох. Вдова прежнего, давнего священника была жива, но спросить её нельзя, как будто она мертва! Вспомнилась полупризрачная фигура – чёрный куколь с белыми крестами, – бредущая через снеговую поляну куда-то к елям, где стоит келлия, величиной немногим больше домовины. Как на тот свет, и с того свету не будет тебе ответу… – Отец Ефросин тогда уже служил у нас, – негромко напомнила Виринея, но на лице игуменьи промелькнуло сомнение в силе памяти престарелого священника. – Ты вот что, ты у матери Георгины спроси! – осенило Илиодору. – Она истинно помнит! Она всё про всех помнит! В голосе келарницы сквозила досада: видно, способность той инокини помнить всё обо всех была не так уж приятна. Велев ей остаться и обождать, мать Агния послала Виринею за ещё одной сестрой. Та оказалась поблизости: трудилась в хлебне и пришла с повязанным поверх рясы холщовым передником и с мукой на руках. Была она тоже старухой – лет шестидесяти, с лицом длинным, с бурыми мешками под глазами, с неприветливым выражением. На Вояту она бросила недружелюбный взгляд, считая его виновником того, что её отвлекли от трудов. – Матушка Георгина! – ласково обратилась к ней мать Агния. – Отдышись, до обеда время есть. Припомни-ка: ты была в обители, когда мать Сепфора сюда пришла? – Была, матушка, ещё при матери Феофании. Постриг матери Сепфоры помню – она тогда была Смарагдой наречена. – Помнишь, кем она до того была, в миру? – Да я её с детства помню! – В голосе инокини прорезалось ехидство. – Мы ж родом обе из Дедогоща, ещё девками вместе пряли. Была она Стешка, Смолиги Попятного дочь. За отца Ерона вышла, еще когда его дьяком поставили поначалу у Николы. А в обитель пришла позже меня, как овдовела. Я-то девкой пришла, слава тебе Господи, а она замуж, досюда дошла в годах уже преклонных. Мать её, Федосья, травничала, а дед, Жадко Поздной, ловцом был и не иначе как с лешим знался – без добычи ни разу из лесу не пришёл… |