Онлайн книга «Знамение змиево»
|
Услышав об отце Ероне – предшественнике Горгония и Македония, – Воята встрепенулся и успел огорчиться, что разговор свернул на ненужных ему дедов и бабок. Мать Агния угадала, о чём он хотел узнать, а может, ей ангел-прозорливец подсказал. – Постой! – Движением руки мать Агния остановила её, пока памятливая Георгина не добралась до прабабок. – Про Сепфору говори, как она в обитель пришла. Давно ли это было? – Да уж лет… – Мать Георгина тоже возвела очи и подумала. – Более двадцати будет. При матери Феофании, а как она преставилась, два лета была мать Домнина, а потом пять лет – ты, матушка… – Принесла она что-то с собой? – Да что ей принести – отец Ерон-то, сказывали тогда, к бражке был склонен сильно, богатств земных не нажил. Только и осталось, что книга одна, от мужа, Псалтирь-то он не пропьёт. Её принесла. При упоминании Псалтири Воята подался вперёд; мать Агния бросила на него понимающий взгляд. Псалтирь! Если ею владел сумежский поп, то это должна быть Панфириева Псалтирь, другой-то здесь, в этом лесном краю, взяться неоткуда! – А что была за Псалтирь, не знаешь ты? – продолжала расспросы мать Агния. – Почём мне знать? У нас и при матери Феофании для пения книг было довольно, я и не ведаю, куда она делась. – Благо тебе буди. Ну, ступай, благослови Господь! – Мать Агния благословила её и отпустила назад в хлебню. – Сделай милость, сходи в древлехранилище, поищи, – вслед за тем велела она келарнице. – Может, сыщешь. Пока мать Илиодора копалась в срубной пристройке, осматривая старые, ветхие иконы, покровы, разную худую утварь, малопригодные облачения и прочее хранимое имущество, Воята сидел как на горячем, изнывая от нетерпения, надежды и опасения, что надежды окажутся напрасными. Мать Агния и её келейница Виринея перебирали чётки, твердя молитвы. Воята пытался последовать их примеру, но получалось так плохо, что он ощущал на себе сожалеющий взгляд ангела-прозорливца – когда в трапезной собралось несколько инокинь, ангел скрылся с глаз, но, конечно, незримо присутствовал. Но вот наконец Илиодора вернулась, неся большую книгу в буром переплёте. У Вояты от волнения упало сердце и воспарил дух. Ни одну из молодых сумежских девок он не мог бы ждать с таким нетерпением, как эту суровую, уверенную старуху с натруженными руками и седыми волосами, выбивающимися из-под апостольника. Книга была обтёрта от пыли, но наскоро; положив её на край лавки, мать Илиодора принесла ветошку из поварни и обтёрла снова. Из-под ветошки блеснул золотой обрез – словно солнечный луч среди грозового неба. Бронзовые на первый взгляд застёжки, очищенные от пыли, тоже замерцали золотом. На верхней крышке обнаружился крест, выложенный самоцветами в серебряной оправе с почти стёршейся позолотой. У Вояты перехватило дух. Мать Агния сама осторожно подняла тяжёлую крышку. – «Псалтирь без чина службы и без часов… – медленно прочитала инокиня надпись на первом листе. – Без отпевания душ, без от себя прогнания всех людей, без отлучения алчущих знания. Сия книга Псалтирь – сиротам и вдовицам утешение мирное, странничкам недвижимое море, детям рабов неосуждаемое деяние[40]. Се аз, худый инок Панфирий, руку приложил». Воята тяжело сглотнул от волнения и перекрестился, стараясь обрести опору. Он будто услышал через века голос старца Панфирия – бывшего воеводы Путяты, что пытался крестить Великославль, а потом навек остался на озере молить Бога за непокорных. |