Книга Моя сводная Тыковка, страница 43 – Ольга Коротаева

— Третье, — взволнованно подтверждает подруга. — Тань, ты только не волнуйся. Я сейчас к тебе приеду, и мы всё выясним.

Она отключается, а я осторожно поднимаюсь на ноги, но, ощутив слабость, охаю и сажусь обратно. Голова кружится, ноги дрожат, взгляд упирается в тумбочку, на которой стоит стакан воды и лежат белые коробочки. Тянусь к ним, читаю надписи.

— Антибиотики… Жаропонижающее? Градусник!

Так я заболела? Выдыхаю, закрывая глаза. То, что считала сном, теперь кажется явью. Похоже, я потеряла сознание в гостиной, и Марат отнёс меня наверх. Вызвал врача, — вот почему мне привиделся белый халат, — менял мне одежду и мокрые простыни. Моих футболок не хватило, и в ход пошли его. Стыд-то какой!

Придерживаясь за стену, я доползаю до двери и выглядываю в коридор:

— Марат? Толя?

Мальчик, должно быть, испугался, когда я отключилась. Он ещё с нами? Или его забрала бабушка? Я спускаюсь на первый этаж и направляюсь в кухню, где долго пью воду, ощущая себя так, словно только что вернулась из пустыни.

Поставив чашку на мойку, только замечаю гору грязной посуды. Плита заляпана так, будто еду готовили без применения кастрюль и сковородок, а на полу темнеют пятна грязи, светлеют скорлупки от яиц и крупинки риса.

— Точно прошло всего два дня? — бормочу я и направляюсь к гостиной. — Кажется, что месяц… Ай!

Ударившись об инвалидное кресло, понимаю, что мальчик всё ещё с нами. Толя спит на диване, и я поправляю съехавшее на пол покрывало, а потом со вздохом оглядываюсь на лестницу. Надо бы проведать Марата, который два дня ухаживал за мной и готовил для ребёнка, но сил подняться на второй этаж нет.

А в груди разрастается тепло от восхищения молодым мужчиной, который справился со всем сам, без помощи. И губы растягиваются в улыбке. Ну как в такого не влюбиться? А плита и посуда? Вымыть недолго.

Плетусь обратно на кухню и натягиваю перчатки. Когда заканчиваю с посудой, раздаётся звонок в дверь. Медленно иду открывать подруге, которая влетает в дом и обнимает меня.

— Как ты? Что случилось? Почему в перчатках?

— Отмываю дом, — улыбаюсь ей. — Марат, в духе неандертальца, за два дня умудрился превратить его в пещеру.

— Вижу, что с тобой всё в порядке, — иронично хмыкает она.

Мы идём на кухню, садимся за стол. Лола внимательно выслушивает мой рассказ и кивает:

— Про бабушку Жени мы знаем, декан рассказал. Думали, что ты присматриваешь за мальчиком, потому не приходишь на занятия. Теперь мне стыдно, ведь я даже не подозревала, как тебе плохо.

— Всё позади, — успокаиваю её. — Это мне стыдно, не стоило тебя посреди ночи тревожить. Но я так перепугалась…

— Представляю, — она поднимается и обнимает меня. — Иди отдыхай, я тут домою.

— Нет, это ты возвращайся домой. Прости, что пришлось ко мне ехать…

В итоге мы вместе вымыли кухню, и Лола уехала на такси, когда уже начало рассветать. Я приготовила завтрак и разбудила Толю.

— Как ты? Сильно испугался, когда я потеряла сознание?

— Таня! — Губы его задрожали. — Не так сильно, как вчера.

— А что случилось вчера?

— Марат не спустился и на звонки не отвечал, — он заплакал. — А я подняться не смог. Не знал, что делать!

— Не спустился? — вздрогнула я.

И почему не подумала, что Ахматгариев тоже мог заболеть?

Когда поднимаюсь на второй этаж, понимаю, что ощущают альпинисты на вершине Эвереста. На несколько минут останавливаюсь, тяжело дыша и стараясь прогнать чёрные мушки, летающие перед глазами, и лишь затем, держась за стену, направляюсь к маминой комнате.