Книга Горячие руки для Ледяного принца, страница 79 – Рита Морозова

— Ты… проснулась, — его голос был хриплым от сна или от сдавленных эмоций. Он звучал по-новому. Глубже, увереннее. Без прежней хрипоты. — Алиса… Аннализа… Доброе утро. Хотя уже скорее день. Утро было пару часов назад.

Он пытался шутить. Но голос дрожал. Он поднес мою руку к своим губам, осторожно коснулся костяшек пальцев. Его дыхание было теплым. Не ледяным инеем. Просто теплым. Человеческим .

— К…ай…лен… — мой собственный голос был шепотом, скрипом несмазанных петель. Горло горело. — Жив… Ты… жив…

— Благодаря тебе , — он ответил быстро, крепче сжимая мою руку. Его взгляд скользил по моему лицу, будто проверяя каждую черточку, убеждаясь, что я здесь, реальна. — Ты… ты чудо. Ты вернулась. Лекари… они не верили. Говорили, ты не проснешься. Или не выживешь, если… — Он замолчал, с трудом сглатывая ком в горле. — Как ты? Больно? Говорить тяжело?

— Пить… — прошептала я, и это было похоже на скрежет камней.

Он кивнул, мгновенно вскочил. Движения — плавные, уверенные, без прежней скованности. Подошел к столу с кувшином и чашей, налил. Вернулся, осторожно приподнял мою голову одной рукой (как же это больно!), а другой поднес чашу к губам. Вода была прохладной, чистейшей. Я сделала глоток — райское облегчение для пересохшего горла.

— Медленнее, — он мягко остановил меня после нескольких глотков. — Твой желудок… он пуст слишком долго. Не торопись.

Он снова устроил меня на подушках, его движения были бережными, но уверенными. Не как у слуги. Как у человека, знающего, что делает. Научившегося.

— Где… мы? — спросила я, голос чуть окреп, но все еще слаб.

— В моих… в наших покоях, — он поправился, и легкий румянец тронул его скулы. — Вернее, в том, что от них уцелело. Северное крыло… сильно пострадало. Эти комнаты — чудом остались целы. Я приказал… сделать их теплее. И безопаснее.

Я огляделась внимательнее. Окно — новое, крепкое, с толстыми стеклами. На полу — глубокий, мягкий ковер. В углу — камин, в котором весело потрескивали дрова, отбрасывая теплые блики. И повсюду… цветы. Скромные, зимние — розовые и белые цикламены, ярко-красные каланхоэ в горшках на подоконнике, на столе, на каминной полке. Жизнь, упрямо пробивающаяся сквозь память о зиме.

— Торвик… — имя сорвалось с губ само, с холодком страха.

— Лед, — ответил он коротко, и в его глазах на миг мелькнула знакомая, холодная жесткость. — Он и его маги. И те, кто был слишком близко. В подземельях. Глубокая заморозка. Живы, но недвижимы. Пока. Их судьбу… решим позже. Остальные южане отступили за перевалы, как только узнали. Перемирие. Хрупкое, но есть.

Он снова взял мою руку, поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем. Заботливо. Тепло его кожи было невероятным утешением.

— Мой дар… Я не чувствую его? — выдохнула я. Внутри была только пустота. Та самая, которую он когда-то описывал. Где раньше пылал шар целительной энергии, теперь была тишина. Холодная, мертвая тишина.

Кайлен взглянул на меня с бездонной печалью и пониманием.

— Угас? — сказал он тихо. — Ты отдала его. Всю свою жизненную силу. Всю энергию. Чтобы разбить кристалл во мне. Чтобы дать мне… это. — Он развел рукой, указывая на себя, на комнату, на мир за окном. — Лекари говорят, чудо, что ты жива. Твое тело… оно истощено донельзя. Восстановление — месяцы. Годы. И дар… — он покачал головой, — … они не знают. Может, вернется, когда окрепнешь. Может, станет другим. А может… — Он не договорил, но я поняла. А может, ушел навсегда.