Книга Горячие руки для Ледяного принца, страница 81 – Рита Морозова

Вскоре вернулась Марта с подносом, а за ней — пожилой лекарь Хардин с умными, уставшими глазами. Его осмотр был тщательным, но бережным. Слушал сердце, заставлял дышать глубже (ааа, ребра!), щупал живот, смотрел зрачки. Больно, но терпимо.

— Чудо, — пробормотал он, отходя. — Чистое чудо, миледи. Организм на пределе. Кости срастаются медленно. Мышцы ослабли. Но… — он глянул на Кайлена, — … жизненные силы стабильны. Пульс слаб, но ровен. Главное — покой. Питание: бульон, каши, позже — овощи на пару, мясо протертое. Мало, но часто. Никаких резких движений. И… — он посмотрел на меня, — … терпение, миледи. Много терпения. Вы отдали слишком много. Возвращаться будет долго и трудно.

— А дар? — не удержалась я, хотя боялась.

Хардин покачал головой.

— Признаков нет, миледи. Ни тепла, ни свечения. Организм — на выживание. Возможно… — он взглянул на Кайлена, — … это навсегда. Но жизнь — вот величайший дар. Держитесь за нее.

Когда они ушли (Марта накормила меня несколькими ложками горячего бульона — слабая волна тепла разлилась внутри), Кайлен задумался.

— Надо идти, — сказал он. — Совет. Первый после осады. Ждут решений. Продовольствие. Укрытие. Стены. Пленные южане… — Он потер переносицу. — Отец не может. Значит… я.

В голосе — тяжесть, но не паника. Решимость.

— Иди, — прошептала я. — Они ждут своего Короля.

Он вздрогнул от слова, но кивнул. Поднялся, наклонился, осторожно поцеловал в лоб. Губы — теплые, мягкие.

— Скоро вернусь. Отдыхай. Марта рядом.

Он вышел. Я осталась одна, но не в пустоте. В тепле, под треск камина, с запахом бульона и цветов. Прислушалась. Сквозь стены — слабый, но различимый звук. Не вой ветра. Не звон стали. Капель . Упорная, ритмичная.

Повернула голову, скрипя зубами от боли в ребрах, к окну. Солнечный луч стал ярче. На подоконнике, за стеклом, сидела маленькая пушистая птичка с красной грудкой. Снегирь? Не знаю. Чистила клювом перышки, потом залилась звонкой, настойчивой трелью. После тишины Вечной Зимы — это был гимн. Жизни .

Закрыла глаза. Запомнить. Этот звук. Этот первый голос пробуждающегося мира. Пустота внутри — да. Боль — да. Но где-то очень глубоко, под слоями слабости и потери, шевельнулось что-то крошечное. Не тепло целительства. Другое. Росток… надежды. Благодарности. Я жива. Он жив. Зима отступает.

Это только начало, — подумала я, слушая птицу и капель. Долгий путь. Но мы пройдем его вместе.

* * *

Я дремала, убаюканная треском камина и далеким пением птицы, когда дверь снова открылась. Ожидала Кайлена или Марту. Но в дверях стоял… папа .

Эдгар. Замер, увидев меня. Его лицо исказилось гримасой — боль, радость, безмерное облегчение — все сразу.

— Доченька… Аннализочка…— он бросился к кровати, упал на колени, схватил мою руку, прижал к мокрому от слез лицу. — Живая… Ты живая… Я думал… боялся…

Он не мог говорить. Просто плакал, обнимая мою руку, а я слабой ладонью гладила его седую голову, шепча что-то успокаивающее. Слов было мало. Слишком многое осталось за ними. Он сбивчиво рассказывал о том, что происходило после того, как я убежала на стену. Какая была суматоха в лазарете. Я — скупо, щадя его, о том, что помнила. Главное было в этом: он здесь. Я здесь. Мы выжили. Хоть отец и был сильно ранен, выглядел он явно бодрее и живее меня.

Кайлен вошел позже, когда папа уже сидел рядом на стуле, не выпуская мою руку, чуть успокоившись. Принц принес бульон и теплый хлеб. Молча наблюдал за нами. В его глазах светилось что-то глубокое, почти… завистливое. Он не знал такой простой, безусловной отцовской любви.