Книга Горячие руки для Ледяного принца, страница 82 – Рита Морозова

Когда папа, измученный дорогой и слезами, начал клевать носом, Кайлен осторожно предложил ему отдохнуть рядом. Старик согласился, неохотно отпустив мою руку.

— Он… счастлив, — тихо сказала я, когда дверь закрылась.

— Мы все счастливы, что ты с нами, — ответил Кайлен, садясь на место Эдгара. Смотрел на меня, и в его взгляде была такая нежность, что перехватило дыхание. — Солнце садится. Хочешь увидеть? Первый закат Весны.

Я кивнула. Он осторожно, невероятно бережно, обхватил меня и поднял. Я вскрикнула от внезапной боли в ребрах, но он принял весь мой вес на себя. Сильный. Невероятно сильный теперь. Отнес к большому окну, где стояло кресло с высокими подлокотниками. Усадил, укутал пледом от Марты.

Окно — на запад. Над руинами, почерневшими стенами, дымящимися развалинами — заходило солнце. Но не холодный, багровый шар Зимы. Оно было огромным, теплым, золотым . Красило небо в невероятные цвета: нежно-розовый, персиковый, пурпур, индиго. Легкие облака пылали на горизонте крыльями феникса. Воздух кристально чистый, морозный, но с неуловимым запахом оттаявшей земли.

И там, внизу, на почерневшей крыше кузницы, лежал последний сугроб. Под лучами солнца он таял. Медленно. Упорно. Струйки воды стекали вниз, блестя, как ртуть. А под ним, где снег отступил, обнажилась темная, мокрая черепица. Обычная. Готовая принять тепло.

Я смотрела на капель, на тающий сугроб, на золото заката, и слезы тихо текли по щекам. Не от боли. От красоты. От чуда — конца Зимы.

Кайлен стоял рядом, его рука — теплая, твердая — на моем плече. Он тоже смотрел на закат. В его серебристых глазах отражалось пламя солнца и что-то новое — мир? Принятие?

— Первый лучик, — прошептала я, слабо указав на струйку с крыши.

— Первый лучик, — повторил он. Пальцы слегка сжали мое плечо. — Их будет больше. С каждым днем. Пока весь лед не станет водой. А вода — жизнью.

Он помолчал, глядя на растущие фиолетовые тени.

— Я боюсь, Алиса, — признался он тихо, так что слышала только я. — Боюсь этой силы. Боюсь не справиться. Боюсь… стать другим монстром. Боюсь не оправдать их ожиданий. — Кивнул в сторону города, где зажигались первые огоньки.

Я повернула голову, превозмогая боль, чтобы видеть его. Профиль в багрянце заката. Тень сомнения в глазах.

— Ты не один, — прошептала я. Голос слаб, но тверд. — Я здесь. Папа здесь. Марта. Люди… они верят. Потому что ты дал им это. — Кивнула на сугроб. — Ты не должен знать всего. Ты должен идти. День за днем. Как эта капель. И я… пойду с тобой. Пусть медленно. Пусть без дара. Но пойду. Не как целительница. Как… твоя опора. Твои теплые руки. — Слабо улыбнулась.

Он посмотрел на меня и опустился на колени рядом с креслом, осторожно взял мое лицо в свои теплые, сильные ладони.

— Мои руки теперь просто теплые, — прошептал он, касаясь лба моим лбом. — Но твои… твои теплые руки согрели мое ледяное сердце. И теперь, даже без магии, они будут согревать мой путь. Всегда.

Он поцеловал меня. Легко. Нежно. Как первый весенний ветерок. Не страсть — благодарность. Обещание. Начало. Не сказки. Жизни. С болью, разрухой, работой, страхами. Но и с тающим снегом, песней птиц, первыми лучами на мокрой черепице.

За окном последний луч солнца скользнул по падающей капле. Она сверкнула алмазом и исчезла, впитавшись в землю. Ночь наступала. Холодная еще. Но не вечная. Потому что за горизонтом новое солнце уже готовилось к рассвету. А в комнате, где двое потерянных душ нашли друг друга среди льда и огня, горел камин. И теплилась надежда. Маленькая. Хрупкая. Неугасимая.