Книга Вдова на выданье, страница 134 – Даниэль Брэйн

Подсвечник, мой боевой товарищ, настал твой час! Я выскочила в коридор, прислушиваясь к агонии дома. Стон уставших балок, крысиный концерт, хрип человека, на чьей шее затягивают удавку.

Я даже знаю какую, подумала я, влетая в комнату, где все началось. Нет, все началось в кухне и там закончится, или не закончится, если я опоздаю.

Я замахнулась подсвечником, не понимая, кого атаковать. Мне в драке Клавдия проигрывала, но изящную Леониду она с пеной у рта душила ее же широким монашеским поясом. Леонида сучила ногами и отбивалась, глаза ее налились кровью, я очнулась, выронила подсвечник и схватила гулкий таз.

Видит Всемогущая, я не хотела! Я маленького роста, а таз тяжелее, чем я рассчитывала. Я целилась в затылок, лишь оглушить, но промахнулась, и Клавдия закричала, выпустила концы пояса, прижала ладони к разбитому в кровь лицу. Леонида, прихрамывая, шарахнулась в сторону, с болезненным стоном делая каждый вдох, склонилась над столом. Меня парализовало замешательство, все же наоборот, это Леонида сводила счеты с Клавдией, а я перестаралась, мне не избежать расспросов в полиции, и нужно воды хотя бы…

Леонида резко выпрямилась, развернулась, ощерилась, оскал ее был как у самой смерти, сверкнуло тускло лезвие, и я не успела бы все равно, стояла слишком далеко. Клавдия подавилась, уронила руки, Леонида дышала все так же надсадно, мгновение — и она отскочила с окровавленным ножом, а Клавдия рухнула навзничь.

По лифу платья, никуда не торопясь, ползла чернота, запахло металлом, Клавдия открыла глаза, и они остались распахнутыми удивленно и остекленевшими. В наступившей тишине жужжала муха.

— Это тебе за мою мать! — не своим голосом каркнула Леонида и швырнула за плиту нож.

Клавдия умерла за любовь, и за любовь не свою, а чужую. В момент, когда Клавдия согласилась, что отныне она — Лариса, она подписала себе приговор, и его привели в исполнение.

— Теперь тебе придется убить и меня, — негромко заметила я, но Леонида помотала головой. Серьезно нет? — А это уже не входит в твои планы, ведь Николай жив. Так?

Кровь запачкала ей платье и руки, Леонида растирала шею, кривясь от боли, и след от удавки маскировали несуществующие шрамы. Глаза мои привыкли к полумраку, сердце гнало кровь с такой силой, что казалось — кто-то ломится в дверь.

— Ты оболгала свою мать, никто не убивал ни Матвея, ни Л… Клавдию. Что правда, меня Домна пыталась убить дважды, но… хлебный цвет могла раздобыть только ты. Сестры прощают заблудшим ошибки и не ведают по чистоте души, что творится за дверью пристанища для нечестивиц. Смерть Зинаиды — твоя вина.

Хочешь врать — делай это искусно, иначе дьявол, который всегда в мельчайших деталях, тебя погубит. Коварство — наука не из простых.

— Липа, — настороженно проговорила Леонида, косясь на таз, — о чем ты говоришь? Какой хлебный цвет?

Я ей почти поверила сейчас.

— Она ловкая, — я кивнула на тело Клавдии. — Вывернулась, выдернула пояс, набросилась на тебя.

Клавдия Леониду ненавидела и влияла на ситуацию сильнее, чем всем думалось. Она была посмелее Ларисы и не стала бы делить Николая с родной сестрой, но… не с Леонидой, конечно же, нет.

— Твоя мать убиралась в комнате сестер и видела письма, которые писала Николаю Лариса. В моего брата все поголовно влюблены. Но знаешь…