Книга Соль и волшебный кристалл, страница 20 – Эбби-Линн Норр

– А я думал, это твоя мать страшная женщина, – пробормотал Антоний.

Я откашлялась.

– Ну ладно. Мне очень жаль, что тебя беспокоят дела сестры, но если ты не зайдешь в дом, чтобы я могла на тебя напрыгнуть, тогда спокойной ночи. Мы тут воздух загрязняем.

– Ну да. Извини.

– Не извиняйся. – Я улыбнулась и перегнулась через подлокотник, чтобы поцеловать его.

Губы у него были теплые и податливые, а поцелуй затянулся дольше, чем я ожидала. Все мое тело ожило; я почувствовала, как Антони задышал чаще, и отодвинулась. Но не очень далеко.

– Точно не зайдешь? – Губы у меня до сих пор пощипывало от поцелуя.

На лице Антони читалось мучительное томление.

– Ты меня убиваешь.

– Ты сам себя убиваешь, – улыбнулась я. – Это же ты решил ждать, а не я.

Он схватил шапку с панели, прижал ее к лицу и театрально застонал, изображая страдание.

Я рассмеялась и открыла дверь машины.

– Если тебе все-таки понадобится помощь, чтобы последить за сестрой, учти, я умею скользить вдоль улиц как призрак – она даже не почувствует моего присутствия.

Я вылезла из машины и оглянулась на него, держа одну руку на ручке дверцы.

Он покачал головой, глядя на меня со смесью изумления и восхищения.

– Слава богу, между нами-то секретов нет, а то я не смог бы спать по ночам.

Моя улыбка слегка дрогнула.

– Спокойной ночи, любимая, – сказал Антони, откинув голову на подголовник. Глаза его были полны нежности. У меня заныло в животе от того, какая любовь в них читалась. Если он и заметил то, что промелькнуло у меня на лице, то никак этого не показал. Слава богу, освещение в салоне тусклое.

– Спокойной ночи, милый. – Я закрыла дверцу машины и смотрела ему вслед, пока он разворачивался и выезжал за ворота. Между нами нет секретов? У меня-то секрет был, и еще какой, а что с ним делать, я не представляла. Хорошая, конечно, идея – отношения без секретов, но не очень реалистичная, особенно для сирен. Секрет существует, и никуда от этого не денешься. Мама так жила, пока папа не умер, и мне так придется жить.

Я пошла к себе, зевая от усталости. Мне казалось, что глаза у меня закроются прежде, чем я успею залезть в постель, но на самом деле заснула я очень нескоро.

Осень постепенно перешла в зиму, дни стали короче, а с Балтики задул штормовой ветер. Из-за внезапных и сильных зимних бурь прибрежные города и городки затягивало льдом так, что электричество временами отключалось. Краткосрочная ярость Балтики сильно отличалась от неизменного холода атлантической зимы в моих родных местах.

В особняке Новака благодаря прислуге сохранялись уют и тепло – на каждом стуле и кушетке плед, комнаты заливает желтоватый свет настенных бра, в каминах потрескивает огонь.

Дни мои стали размеренными. В восемь завтрак в меньшей из двух столовых, до обеда школьные занятия самостоятельно или, если понадобится, с онлайн-репетитором (по математике). Обед в передней гостиной, огромное видовое окно которой выходило на деревья перед домом и тонкую голубую линию Балтики за ними. После обеда я на пару часов встречалась либо с Ханной, либо с Марианной, а после трех начиналось свободное время. Иногда я ходила плавать с мамой, но чаще всего ее к тому моменту уже не было дома, а мне не терпелось повидаться с Антони.

Когда он не играл в хоккей, то приходил на вечер в особняк или возил меня в Гданьск – в музей, на спектакль, в ресторан или погулять по центру города. На старых улицах появилось праздничное освещение, добавлявшее им романтического очарования. Я быстро привыкла к такой жизни, и мне в ней нравилось все, кроме одного – мама плавала все дольше и дольше, а когда не плавала, то ходила вялая и сонная. Ее как будто не интересовало, как прошел мой день. На нее это было не похоже. Мама всегда серьезно относилась к нашим разговорам, к новостям о моей жизни и жизни моих друзей, но теперь она проявляла непривычную рассеянность. Сначала я лишь встревожилась, а потом занервничала всерьез.