Книга Соль и волшебный кристалл, страница 45 – Эбби-Линн Норр

– Больше всего меня завораживает сам камень, а еще знак на нем.

– Что он означает? Он очень напоминает букву какого-то странного алфавита.

– Да, так и есть. Честно говоря, я не знаю, так ли это, но собираюсь изучить этот вопрос. – Герленд достал из нагрудного кармана мобильный телефон и сфотографировал подвеску.

Я открыла рот, собираясь сказать Герленду, что музей запрещает фотографировать, как вдруг…

– Вот ты где, – сказал Антони, подходя к нам, и обнял меня за талию. – Извини насчет моей сестры.

– Семейные проблемы? – спросил Герленд, приподнимая седые брови, и убрал телефон.

– Нет, все в порядке, – ответила я. – Мы как раз рассматривали вон ту подвеску, – объяснила я Антони, – с маленьким аквамарином. Гадали, что значит этот символ.

Антони уперся взглядом в подвеску, и лицо его застыло. Несколько секунд он не сводил глаз с изгибов золотого символа, но потом наконец ответил:

– Он означает «Для тебя – все что угодно».

Мы с Герлендом оба изумленно посмотрели на него.

– Откуда ты знаешь? – спросила я.

Антони сделал глубокий вдох.

– Всякое бывает, конечно… Но я раньше видел такую фигурку, и она символизирует именно это. Я почти абсолютно уверен.

– Очень интригующе. – Заинтересованный взгляд Герленда впился в лицо Антони.

– Простите, нам нужно идти, – сказал Антони Герленду. – Там еще кое-кто хочет с тобой познакомиться, – пояснил он мне. – Выставку потом досмотришь, ладно?

– Хорошо. – Я кивнула Герленду. – Рада познакомиться, господин Чемберлен.

– Мне тоже очень приятно, – отозвался он, все еще не сводя глаз с Антони.

Я позволила Антони увести меня из выставочного зала обратно в фойе и представить историку, который писал биографию Мартиниуша. Весь следующий час я давала невнятные и уклончивые ответы на его вопросы – обычно на этом специализировалась мама – и гадала, когда же мы с Антони вернемся домой и наконец останемся одни.

– Ты сегодня выглядишь потрясающе, – негромко произнес Антони куда-то мне в волосы, помогая снять пальто в вестибюле особняка. – А я ведь даже еще не вручил тебе положенные деньрожденные поцелуи, штук где-то восемнадцать… сотен.

Он повесил мое пальто, потом оторвал меня от пола и закружил, и мы в странном полувоздушном вальсе ввалились в гостиную. Все это время Антони не выпускал меня из объятий, тихонько посмеиваясь.

– Что с тобой случилось? Тебя подменили? – Я развернулась и обняла его за шею, потом скинула туфли и, поднявшись на цыпочки, притянула его лицо поближе. В полуприкрытых глазах Антони плескалось желание.

– Это все еще я. – Его губы скользили по моему лицу от скулы до подбородка, и меня пробрала нервная дрожь.

– Все дело в том, что я теперь совершеннолетняя, да?

Антони отодвинулся и посмотрел на меня. Я прямо чувствовала, как он подбирает слова для ответа и в голове у него медленно и размеренно крутятся шестеренки.

– Да? – наконец ответил он с вопросительной интонацией.

Я расхохоталась.

– Ты такой предсказуемый. Такой консервативный и правильный.

Антони снова уткнулся мне в шею.

– А как-нибудь поприятнее ты не можешь меня описать? – Он прикусил мне мочку уха.

– Как, например? «Хорошо готовит»? «Знает два языка»?

– Вообще-то три. – Голос его звучал глухо. Он обошел меня и потянул за собой в направлении лестницы. Я вся затрепетала. Неужели это наконец произойдет? Мысли мои внезапно замедлились, будто звукозапись, которую пустили с половинной скоростью.