Книга Соль и волшебный кристалл, страница 47 – Эбби-Линн Норр

– Разве девушка может отказаться от такого предложения?

– Вот и я думаю, что не может. – Он взял меня за плечи, развернул и усадил на кровать. – Посиди тут и погоди секундочку.

Он вытащил из кармана телефон и начал что-то искать в интернете.

– Встречайте – «Оллмэн Бразерс»!

Из крошечных динамиков полилась быстрая мелодия, похожая на блюз, и он задвигал плечами.

Я откинулась назад, опираясь на локти, улыбаясь во весь рот и кивая в такт.

– Ну-ка, ну-ка, давай!

Антони положил телефон на комод, развернулся на одной ноге и начал танцевать степ. На ковре его подметки почти не издавали звука, но видно было, что он знает, что делает. Я ахнула от восторга и села прямее.

– Ого, ты что, танцевать умеешь?

Антони ухмыльнулся и прошелся в танце по комнате, продемонстрировав впечатляющую комбинацию движений степа, а потом еще и изобразил, судя по всему, игру на «воображаемом банджо». Он разрумянился, лоб его заблестел от пота.

Меня бросило в жар. От волны его запаха закружилась голова. Хорошо, что Антони заставил меня сесть. Я смотрела, как он крутится и прыгает, будто слившись воедино с музыкой, и это наполняло меня пьянящей радостью. Вдруг меня переполнили эмоции от всего, что произошло после нашего возвращения в Польшу. Глаза у меня наполнились слезами, рот открылся.

Антони перестал танцевать и изумленно взглянул на меня, а потом одним прыжком бросился к телефону и выключил музыку.

Комнату заполнила протяжная тревожно-неотвязная мелодия. Русалочий голос лился из моего горла словно целым оркестром. Каждая нота полна была боли и тоски от потери матери и любви, которую я нашла в Антони.

Он потрясенно замер; его лицо застыло, словно древняя маска, в глазах читались нежность и томление.

Продолжая петь, я закрыла глаза и прислушалась к звукам бездонного моря, исторгающимся из меня. Это море восстало из глубин моей души и водопадом вырвалось из моего горла – песня любви для Антони, без слов, просто многослойные звуки, вздымающиеся и опадающие, как симфония.

И вдруг Антони оказался рядом, целуя мое лицо, шею, губы так, словно боялся, что я в любой момент могу исчезнуть. Песня моя закончилась, но благодарное сердце продолжало биться для него. Я потеряла человека, которого очень любила, но жизнь послала мне другого, чтобы заполнить мое сердце и помочь мне выжить.

Внутри меня разгорался жар, будто цветок душистой розы, раскрывавший лепестки навстречу солнцу. Я притянула Антони к себе, жадно отвечая на его поцелуи. Что-то внутри нас вырвалось на свободу, не признавая берегов, и заставило нас слиться воедино.

* * *

Той ночью, когда Антони наконец уснул рядом со мной, во сне ко мне пришли родители.

Я уже знала, что такое горе. Когда умер отец, я была еще маленькая, и горе по нему ощущалось мягче – размытая боль, которая воплощалась в простом желании почувствовать его запах, оказаться в его объятиях, услышать его голос, просто посидеть с ним, побыть с ним рядом.

По матери я горевала по-другому, остро, болезненно. Иногда горе пронзало меня, словно иглой, – в моменты, когда хотелось видеть ее рядом, когда случалось что-то, чего она не захотела бы пропустить.

Мне снилось, что мама рядом, что разговаривает, смеется и слушает так, как умела только она, а потом я резко проснулась и чуть с ума не сошла от разочарования, осознав, что ее нет и, скорее всего, она не вернется. Окончательно пробудившись, я сквозь мягкие ночные тени нашарила взглядом Антони. Накрыла его руку, лежащую на одеяле, своей ладонью. В сердце у меня бушевала целая буря чувств. Меня переполняла любовь к нему, но к ней добавлялась глухая тоска, которую всегда мне приносили сны о матери.