Книга Соль и слезы сирены, страница 96 – Эбби-Линн Норр

Только подплыв вплотную, я получила ответ: сирена пребывала во власти солевого дурмана и вела себя как любое морское животное, угодившее в лапы хищника, поскольку просто ничего не соображала. Foniádes тащили ее в бассейн с пресной водой под горой Калифас, чтобы привести в чувство.

– Постойте, – окликнула я, поравнявшись с ними, и сняла с шеи свой аквамарин. – Это облегчит вам задачу, не так ли?

Вопрос был риторический: вообще-то я хотела в мягкой форме упрекнуть foniádes. Сирены редко расстаются со своими самоцветами, и на это есть серьезная причина. Но любая foniádes могла без опаски расстаться с аквамарином на пару часов. Меня разозлило, что ни одна из них не подумала снять свой самоцвет и одолжить одурманенной сестре, чтобы вывести ее из примитивного состояния и облегчить себе задачу доставить ее в безопасное место.

Потянувшись к руке сирены, я разжала ее пальцы и вложила свой драгоценный камень ей в ладонь. Рефлекторно, почти судорожно, она сжала камень в кулаке, и ее тело напряглось, когда к ней вернулся разум. Затем она расслабилась, но ее жабры все еще напряженно работали, и я слышала, как ритмично бьется ее сердце в груди.

Только тогда я узнала ее. Она была в последней группе добровольцев, отправившихся искать тритонов. И первой из них вернулась домой, хотя, очевидно, и не контролировала собственные передвижения.

Foniádes, явно смущенные, отпустили странницу и отплыли в сторонку, чтобы дать ей возможность вздохнуть.

– Тебе лучше? – спросила я.

Она кивнула, сжимая драгоценный камень. Ее большие темные глаза встретились с моими, и она с облегчением опустила плечи.

– Спасибо, Государыня, – ответила она, протягивая мне назад самоцвет, хотя ей, очевидно, не хотелось с ним расставаться: ее пальцы обвились вокруг камня.

– Оставь себе, – ответила я. – Я возьму другой.

Foniádes переглянулись. И я осознала очевидное: каждая сирена не только считала аквамарин личной собственностью, он становился частью ее самой, как ее волосы определенного цвета, ее глаза или ее плавник. Камень обрамляли каждая на свой вкус, иногда заказывали что-то особенное на суше у ювелиров и создавали уникальное украшение.

Но на самом деле любой аквамарин вылечивал нас и защищал от проклятия Соли, поэтому я не слишком была привязана к своему самоцвету. Будучи Государыней, я оберегала запас аквамаринов Океаноса. Он хранился в Зале Анамны и был велик.

– Как вам удалось ее найти? – спросила я foniádes, неторопливо следующих за мной к Калифасу.

– Я обнаружила ее у нашей северной границы. По счастью, разглядела издалека. Она подплыла достаточно близко, дав себя заметить, а потом рванулась в противоположную сторону. Повезло, что она попалась мне на глаза. А по ее поведению сразу стало ясно, что она одурманена. – Это сказала foniádes, чьи длинные темные волосы были собраны на макушке в хвост, а виски выбриты. – Мне не удалось привести ее в чувство. Она сильнее, чем кажется.

– Я услышала, как Ама зовет на помощь, – заговорила рыжеволосая foniádes с короткой рваной прической. – Впервые видела одурманенную солью русалку так близко от дома! Не заметь ее Ама, она уплыла бы в Северную Атлантику. Кто знает, сколько она пробыла в таком состоянии.

– Тебя зовут Тони, верно? – спросила я, гордясь тем, что после стольких лет разлуки смогла вспомнить ее имя.