Книга Рожденная землей, страница 42 – Эбби-Линн Норр

Шепот в глубине моего сознания принес ее имя.

– Раша, – произнесла я мягко. Фейри повернула головку ко мне, а затем кивнула с некоторым почтением.

У Джашера отвисла челюсть:

– Откуда ты знаешь ее имя?

– Она сама сказала его, разве ты не слышал?

Он мотнул головой:

– Я ничего не слышал.

– А я слышала.

Переведя дыхание, задумалась: я его действительно услышала или оно само пришло мне в голову?

– Любопытно, – пробормотал Джашер.

Он нацарапал ее имя вверху страницы и продолжил рисовать. Внезапно крылья фейри затрепетали, да так быстро, что казались похожи на фиолетовое облачко. Мазки Джашера стали молниеносными. И минуты не прошло, как крошка вспорхнула между нами туманным пятнышком и, взмыв к куполу, исчезла в небе.

А Джашер все продолжал писать, расставляя цветовые акценты в рисунке. Я наблюдала за процессом из-за его плеча, пока он не закончил.

– Ты потрясающий. И это было правда потрясающе. В смысле, все вообще было просто… потрясающе!

Джашер одарил меня загадочным взглядом:

– Да, у меня до сих пор мурашки по коже.

– Можно посмотреть другие твои рисунки?

Он протянул мне свой раскрытый этюдник.

Я положила его на колени и перевернула лист на предыдущую страницу: там был фейри с безумной копной зеленых волос, торчавших во все стороны, и черными глазами, как у Раши, только поменьше.

– Похоже, этот появился в июне, как раз перед моим приездом.

– Ага.

Мне вдруг стало интересно, планировал ли Джашер остаться в Сараборне до конца жизни, посвятив себя ландшафтному дизайну и рисованию фейри? Хотел ли он завести семью? Детей? Так и подмывало его об этом спросить, но не хватало духу.

По мере того как я листала альбом, мое уважение к таланту Джашера росло. Страница за страницей передо мной открывались великолепно прорисованные и неповторимые образы фейри всех цветов, форм и размеров. Найди я этот альбом и не знай, кто его владелец, я бы предположила, что он принадлежит зрелой художнице. Изящные силуэты фейри и калейдоскоп цветов казались творением исключительно женских прикосновений. Если бы я не видела, как Джашер рисует прямо у меня на глазах, я бы ни за что не поверила, что это его работы.

Кем был этот человек? Суровый любитель жизни на природе, мастер на все руки с мозолистыми ладонями. Плотник и ландшафтный дизайнер в рабочих сапогах и рукавицах. Он мог видеть духов – с чем я прежде никогда не сталкивалась, – но также обладал замечательными талантами и в музыке, и в живописи.

Во всех рисунках светилась пронзительная любовь к этим маленьким существам, обнажавшая его чуткое сердце. Тогда, рядом со мной, Джашер был до невозможности уязвим. Мы оба молчали, пока я переворачивала листы. И в какой-то момент с ужасом обнаружила, что на глазах у меня выступили слезы, грозящие вот-вот сорваться с ресниц.

– Джорджейна? – тихо позвал меня Джашер.

Я сглотнула. Продолжи я рассматривать рисунки, это выглядело бы глупо, поэтому я закрыла альбом, так и не досмотрев его до конца.

– Они чудесны, – наконец, произнесла я и закашлялась, протягивая Джашеру этюдник. – Я могу лишь мечтать о таком таланте, как у тебя.

Мы взглянули друг другу в глаза. Щеки у меня запылали, но глаз я не отвела. Выражение его лица было неопределенным, а взгляд непоколебимым. В итоге я слишком резко встала, отвернулась, чтобы прийти в себя, и спросила первое, что пришло мне в голову: