Книга Рожденная эфиром, страница 75 – Эбби-Линн Норр

Я чувствовала себя относительно спокойно и уверенно, только это был самообман – я просто изо всех сил сдерживала бесконечную печаль, которая захлестнула меня, едва я увидела надгробие мамы. Я прочла выгравированную надпись «Батья Сусуму», узнала, что она умерла всего через три года после моего исчезновения, и зарыдала. Горячие слезы потекли по моим щекам. Я прижала ладонь к камню, к ее имени. Почему она умерла такой молодой? О, я знала это настолько же ясно, как и то, что солнце встает на востоке, – моя дорогая мама не пережила моего исчезновения. Рассказала ли ей что-нибудь Аими? Пыталась ли сестра отыскать меня и спасти? Или она просто вычеркнула меня из жизни и вышла замуж за Тоши, стала ему приносящей удачу женой, чего я никогда не могла сделать?

– О, мама, – прошептала я. – Мне так жаль. По своей воле я никогда не покинула бы тебя. – Слезы текли из моих глаз, а птицы беспечно щебетали, бабочки и пчелы кружили над зарослями цветущих сорняков. Миру не было никакого дела до моей боли.

Я повернула голову и, хотя глаза отказывались фокусироваться, на табличке, прикрепленной к надгробию, прочла имя отца. Он умер в 1949 году, что объясняло, почему камень выглядит недавно вытесанным. Я оплакивала и его, доброго человека, который делал все возможное, чтобы обеспечить нам с Аими хорошую жизнь. Сестра, конечно, не покоится на этом кладбище – если никто не осмелился поднять на нее руку, она до сих пор жива и, наверное, давно покинула Японию. В наши дни путешествовать легче легкого, а Аими, как все кицунэ, невероятно любопытна и азартна.

Я стояла на коленях перед надгробными камнями родителей, и рыдания сотрясали мои плечи. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой.

– Лучше отпустить то, что осталось позади, – прозвучал глубокий голос у меня за спиной, – и стремиться к тому, что впереди.

Я всхлипнула, поднялась на ноги и развернулась, вытирая слезы, чтобы хоть что-то видеть – тот, кто обратился ко мне, говорил на диалекте, который я сама использовала в детстве.

– Разве это плохой девиз? – Самый высокий мужчина, которого я когда-либо видела в своей жизни, стоял, прислонившись к металлическому столбу ворот. Он был одет в черные джинсы и белую футболку под расстегнутым когда-то черным жилетом. Его длинные блестящие черные волосы были наполовину убраны с лица и завязаны в хвост. Высокий лоб и скулы купались в солнечных лучах, во впадинах щек затаились тени. Загар и недельная щетина свидетельствовали о том, что незнакомец предпочитает проводить время на свежем воздухе. Черные вразлет брови придавали ему грозный вид, но полные сострадания глаза с ореховыми радужками сглаживали это впечатление. Он стоял, перекинув одну невероятно длинную ногу через другую, но не поза, а пара белых конверсов заставила уголок моего рта приподняться.

Этот парень мне сразу понравился. Это он отбрасывал ту огромную тень, которая прошла надо мной на футбольном поле, это он, ханта, освободил Инабу от демона. Интересно, сколько японцев могли бы похвастаться если не таким, но хотя бы сравнимым ростом?

– Я думала, что осталась совсем одна, – сказала я, вытирая лицо и глотая слезы. На меня напала икота.

– Ошибаешься, – он чуть улыбнулся, – ты, дитя эфира, никогда не бываешь одна. – Он расплел ноги и направился ко мне, перешагивая через камни и траву. Остановился рядом и посмотрел на надгробия. – По ком ты плачешь, маленькая ханта?