Книга Игры, в которые играют боги, страница 35 – Эбигейл Оуэн

«Лайра, а ну соберись, тряпка».

Обычно голос в голове принадлежит мне. Но порой там возникает Феликс или воспоминания о том, как он меня наставлял.

Я быстро подбираю и отбрасываю еще с десяток предметов, и, когда ни один из них меня никуда не переносит, у меня опускаются плечи. Я прижимаю к груди ярко-зеленую чашу, а взгляд мой мечется от предмета к предмету. Мне нужен план. Мне не хватит времени перебрать все – да и вряд ли тут остался какой-то предмет, что перенесет меня к финалу испытания.

Я делаю глубокий вдох. Паника никуда меня не приведет. Мне нужно думать. О чем именно говорил Аид, чтоб его? «Испытание сие таинственно, но будут знаки».

Он что-то имел в виду? А не просто отказывался мне помочь, козлина такая?

«Думай, Лайра. О чем он мог говорить?»

Я выделяю важные слова. Испытание. Таинственный. Знаки.

Мои пальцы так крепко сжимают чашу, что грубый краешек впивается мне в ладонь. Я уже хочу ее отставить, когда меня что-то как будто колет. Да что за бог в принципе позволит какому-то дефекту оказаться на своем артефакте?

Я вновь пробегаю пальцами по грубому краю и осознаю, что это не ошибка… Вдоль края идут крохотные пупырышки. Тайнопись!

Я не смею взглянуть в направлении Аида, пробегая пальцами по краю гладкой мраморной чаши.

«Пожалуйста, пусть я буду права».

– Что она делает, во имя Олимпа? – Кажется, это голос Афины. Я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть.

Закрыв глаза, я следую пальцами вдоль неровностей в виде точек и тире, вроде азбуки Морзе. Колокольчик продолжает звенеть: поборники находят свои знаки.

Но я не теряю концентрации, читая код на чаше. Указания.

В правилах сказано: если ты доберешься до своего бога и богини, то получишь дары. И вроде бы как знак был единственным способом добраться до них, так сказать, у финишной черты. Но в правилах не сказано, что нельзя найти путь к своему покровителю самому.

Я быстро ставлю чашу и подбираю новую вещь, ощупывая и находя тот же узор из неровностей. Должно быть, здесь на каждом предмете те же указания, от которых надежда в моей груди вянет, как гортензии вблизи расстроенной Деметры.

Я поднимаю глаза на тропу, которая почти полностью состоит из ступеней, вьющихся вокруг горного склона и уводящих в центр Олимпа, и мое полное надежды сердце снова уходит в пятки, где его можно растоптать.

«Чтоб меня».

Звучит гонг.

– Пять минут. Боги и богини, идите и ждите своих поборников в назначенном месте.

Я никогда не успею вовремя.

Из ниоткуда рядом со мной появляется Аид:

– Иди.

Я вскидываю подбородок и делаю глубокий вдох. Я ведь не зря всю жизнь расхаживала по крутым холмам Сан-Франциско.

Я хватаюсь за руку Аида, чтобы удержать равновесие, пока скидываю с ног модные туфли на шпильках.

А потом бросаю их на землю и бегу вверх по лестнице.

15

Работай, сука такая!

Лестница крутая, винтовая… и мраморная. Мрамор скользкий. Очень скоро мои ноги и легкие начинают гореть, а дыхание становится таким громким, что я пыхчу, как маленький паровозик, который не смог, а еще я поскальзываюсь, что замедляет меня только сильнее.

Краем глаза я замечаю какое-то движение наверху, но я слишком сосредоточена, не давая ступенькам размываться, так что не вижу, какое именно. Я заворачиваю за поворот – и отпрыгиваю назад: на меня вылетает огромная голова с распахнутой пастью, полной острейших зубов. Трубный рык отражается от гор вокруг, когда гидра выпрямляется, блокируя лестницу и бросая мне вызов. Семь ее голов мечутся и огрызаются друг на друга, три из них сосредоточены на мне.