Книга Кланы Сибирской Империи, страница 35 – Михаил Воронцов

Секретарь побитого дяди быстро перетащил туда несколько ее чемоданов, затем подошел ко мне.

— Вы дрались с владельцем главной Пензенской типографии графом Бестужевым, — сообщил он мне. — Он, когда не пьет, хороший… хотя все-таки не очень. Тоже злой и вспыльчивый, хотя не настолько. Я намерен уволиться. Не хочу улаживать его проблемы, которых с каждым днем все больше. Утром нам выходить. Учтите, что когда он придет в себя, то пойдет искать свою жену, а потом, если она не откроет, он выломает дверь. Сил у него на это хватит. И с вами он захочет еще одной драки, он упрямый — дальше некуда. Я в это вмешиваться не собираюсь, мне за такое не платят.

Я вернулся в свое купе, и через минуту в дверь постучал проводник.

Виновато улыбаясь, он назвал сумму, которую я должен ему за переселение девушки. Цену билета я помнил, но Сергей попросил намного больше. Скотина, подумал я, но торговаться не стал.

Дверь в купе я оставил открытой — если секретарь графа Бестужева не врал, мне предстоял еще один раунд. Но что поделаешь, такова жизнь. Больше я решил кулаками его не бить.

Боксеры начала двадцатого века наверняка не знают, что такое лоу-кик и насколько это больно, поэтому надо провести небольшую лекцию. А если ударить несколько раз по одному и тому же месту на бедре, то пациент пару дней будет перемещаться с большим трудом и небыстро — то есть именно так, как нам всем нужно. Поэтому ждем.

Ждать пришлось не особенно долго. Час или даже меньше. Я думал, что смогу услышать пьяные шаги господина Бестужева в коридоре, но ошибся из-за того, что он шел абсолютно спокойно, не спотыкаясь и не шаркая ногами. Быстро проспался, однако.

Дверь к девушке была ближе к его купе, чем моя, и он не стал идти ко мне, а сразу начал ломиться к ней.

— Открывай! –я услышал крик и грохот ударов по двери. — Открывай, хуже будет!

Я вылетел в коридор. Граф Бестужев, похожий на упыря из-за красной от крови морды, дергал ручку купе. А в руке у него был нож. Не какой-нибудь кухонный, а настоящий тесак.

— Вот ты где, — прорычал он. — Сейчас ты умрешь.

И бросился на меня.

Если бы он попытался ткнуть меня ножом, то мое положение стало бы аховым, тем более что я в мудрости своей снял куртку из непробиваемой шкуры и повесил ее на вешалку. Но граф решил широким движением снести мне голову, поэтому я успел уклониться вниз, и лезвие со звоном врезалось в стену.

А потом я, еще до конца не выпрямившись, ударил ногой ему в лицо. Места для такого удара было мало, и моя нога в тяжелом ботинке попала графу не в подбородок, как я рассчитывал, в ниже, в кадык.

Граф упал на спину, схватился за горло, что-то прохрипел и замер.

Я оглянулся. По обеим сторонам коридора толпились люди. Были все — и те, кого я видел в вагоне-ресторане, и другие. Все, кроме девушки.

Проводник подошел к лежащему и проверил его пульс.

— Прошу всех сохранять спокойствие. Граф Бестужев мертв, — сообщил он нам.

Ко мне подошел старичок-профессор и пожал мне руку.

— Не бойтесь. Мы видели то, что произошло. Вы поступили правильно — защитили девушку и свою жизнь. Убивать его вы не хотели, и в случившемся виноват только он сам. Мы все будем свидетельствовать за вас. Правильно?

Последняя фраза была обращена ко всем собравшимся. В ответ послышались слова «правильно», «конечно» и прочее.