Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 49 – Михаил Воронцов

Когда мы вошли в «совещательную избу», там уже были Ермак Тимофеевич и Матвей Мещеряк. Атаман сидел, подперев голову рукой, и смотрел в одну точку.

— Садись, Максим, — кивнул он на лавку. — Слушай внимательно и думай.

Я сел. Ермак помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

— Якуб-перебежчик только что открыл мне тайну. Долго молчал, паскуда, боялся. Думал, обменяю его обратно татарам. Пришлось клясться на кресте, что не трону его, только тогда разговорился. Сказал, что Иван Кольцо жив.

Сердце ёкнуло. Вот это новость! Все считали, что Иван погиб вместе со своим отрядом, когда попал в ловушку, устроенную мурзой Карачи. И в друг такое…

— Якуб говорит, что он был ранен, но татары его выходили, — продолжил Ермак. — Держат теперь как диковинку, показывают гостям из Бухары и прочим. Мол, смотрите, какого русского батыра поймали. Содержат его в улусе на низовьях Демьянки, в пятидесяти вёрстах вниз по Иртышу. Там татары зимовье поставили.

Лиходеев, до этого молчавший, вздохнул:

— Пятьдесят вёрст через вражескую землю. Это очень много. И татары, как узнают, что мы вышли, мигом утащат его в лес, где можно будет тысячу лет искать и не найти.

— Надо думать, — медленно произнёс Ермак. — Ивана бросить не могу. Но и людей терять нельзя… Сам пойду, если поймем, как надо действовать. Так будет честно и перед казаками не стыдно.

Он не договорил. Дверь с грохотом распахнулась, в избу буквально ввалился один из разведчиков — Семён Курчавый. Шапка съехала набок, лицо красное, глаза дикие. Он хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться.

— Что ещё⁈ — рявкнул Ермак, вскакивая.

Семён наконец смог выдавить:

— Беда, атаман… Священная роща вогулов… сожжена…

В избе повисла мёртвая тишина. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Священные рощи для местных народов безумно важны. Это места, где живут их духи, где они молятся уже сотни лет.

— Кто это сделал?

— Вогулы говорят — русские. Кто-то из нашего отряда. Следы сапог нашли, обрывок кафтана на ветке… И говорили по-русски, видели и слышали тех людей… Рощу охраняли, и они кого-то убили, а кого-то ранили…

Семён сглотнул и продолжил:

— Вогулы объявили нам войну. Все роды. Бросили клич по всей Сибири. Говорят, не будет нам пощады, пока последний казак не ляжет в землю.

* * *

…Борис Годунов помедлил ещё миг, словно взвешивая каждое слово. Его взгляд скользнул по боярам вдоль стен, задержался на царе, и снова вернулся к Черкасу.

— Слышали мы о вашей храбрости, сотник, — начал он вроде негромко, но так, что голос его разнёсся под сводами. — Не отнимешь. С малой силой дерзнули, город ханский взяли, иные улусцы покорили. Есть в том промысел Божий. Но… — он сделал паузу, медленно поглаживая бороду. — Время нынче не то, чтоб новые войны заводить.

Бояре одобрительно закивали. Один даже громко сказал: «Истинно так!» — и тут же осёкся, когда Годунов бросил на него короткий и жесткий взгляд.

— Ливонская война только что закончилась, — продолжал Борис. — Сколько крови, сколько казны ушло! Земли утратили, люди измождены, хлеба не хватает, по уездам бунты. Государство надсадилось. А ты просишь новых расходов — хлеба, пороху, служилых людей. Где их взять нынче? — он развёл руками, и в его голосе прозвучала жёсткая, почти холодная трезвость.