Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 87 – Михаил Воронцов

— Он не вспомнит, кто его подговорил? — в голосе мурзы прозвучало беспокойство. — Если русские схватят его и начнут пытать…

Шаман усмехнулся сухо, как шуршит ветер в мёртвых листьях.

— Не вспомнит. Проснётся на берегу и не поймёт, что было. Приказ останется глубоко внутри, как заноза. — Кум-Яхор поднялся, отряхнул колени от мха. — Да и не выживет. Он обречён.

Карачи усмехнулся. В отблесках углей старик казался ещё древнее — будто пришёл из времени, когда по этим местам ходили чудовища из легенд.

— Так можно с любым? — спросил мурза, и в голосе смешались интерес и опасение. — Любого человека превратить в орудие смерти?

Кум-Яхор покачал головой.

— К сожалению, нет. Я же говорил тебе, мурза: только «пустого» — того, кому не за что держаться. Муртаза ни во что не верит. Ни в Аллаха, ни в русского Бога. Крест принял ради выгоды, семьи нет, друзей тоже. Пустой сосуд, куда легко влить чужую волю. Попробуй то же с искренне верующим или с тем, у кого есть любимая жена и дети, — не выйдет. Там защита, которую даже духи не пробивают.

— Понял, — Карачи поёжился от холода. — Ладно, уходим. Скоро рассвет, нам ещё далеко скакать. На днях узнаем, удалось ли нам то, что мы задумали.

Он повернулся к лошадям, но лес вокруг поляны вдруг замер: стих ветер, листья перестали шевелиться. В мёртвой тишине раздался вой — долгий, тоскливый, не похожий на голос ни одного из животных.

Кони всхрапнули, забили копытами. Один из воинов выругался, удерживая рвущегося с привязи скакуна.

— Что это? — Карачи невольно положил руку на рукоять сабли.

— Знамение, — спокойно ответил Кум-Яхор. — Духи леса почуяли кровь. Ту, что прольётся в Кашлыке.

Вой протянулся снова, и ему откликнулись другие голоса — целый хор. По поляне пробежал порыв ветра, взметнув искры из догорающего костра. На миг они закружились в воздухе, словно огненные осы, сложились в искажённые болью лица — и рассыпались.

Карачи покачал головой.

— Недоброе дело мы замыслили, — усмехнулся он. — Очень недоброе.

— Иного пути нет, — отрезал Кум-Яхор. — Ты просил меня, я сделал.

— Знаю, знаю, — махнул рукой мурза. — Хан велел — мы исполнили.

— Торговец продался за деньги, — скривил губы Кум-Яхор. — Такие не невинны, мурза. Они просто пусты. А пустоту всегда заполняет либо свет, либо тьма. Мы лишь выбрали.

Вой стих так же внезапно, как начался. Вернулись обычные звуки ночи — шорох листьев, далёкий крик совы, треск сучьев в темноте.

— Духи успокоились, — констатировал шаман. — Жертва принята. Дальше — дело судьбы.

Карачи ещё раз оглядел поляну. Затем кивнул в сторону коней:

— Поехали. Чем быстрее уберёмся отсюда, тем лучше. Это место теперь проклято.

Кум-Яхор не спорил. Он затоптал последние угли, коротко пробормотал на древнем языке — то ли молитву, то ли заклинание — и направился к лошади.

…А Муртаза уже плыл по тёмной реке навстречу своей судьбе, не ведая, что несёт смерть в руках и сам станет её жертвой. В голове звучал один-единственный приказ, выжженный колдовством древнего шамана: «Убить татарина в остроге. Во что бы то ни стало.»

* * *

Муртаза переступил порог своей избы, и ноги подкосились. Он схватился за косяк, тяжело дыша. В голове всё ещё звенело, но к звону добавился странный шёпот — не слова, а скорее пульсирующий гул в висках: надо вернуться, надо в Кашлык, прямо сейчас.