Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 104 – Михаил Воронцов

— А ведь дело говоришь, атаман, — сказал я. — Баб порадовать надо. Они порадуются — и мужикам легче станет. Давай так. Сделаю несколько связок из простых бусин, но красивых. Ярких, праздничных. Как раз из последней варки есть удачные — медовые, зелёные с пузырьками, голубоватые.

Ермак довольно улыбнулся.

— Вот и ладно. Завтра к обеду собери бабам казачьим. Пусть знают, что мы их ценим, что они не просто обуза в походе, а опора наша.

На следующее утро я встал затемно. Помощники уже были в мастерской — топили печь, готовил новую порцию шихты. Мы взялись за дело. К полудню на столе лежало множество бус. Каждая связка была особенной: где-то преобладали зелёные тона, где-то жёлто-медовые, где-то голубые с молочными.

Затем Ермак собрал всех на площади у церкви. Казаки недоумевали — что за сбор среди дня? Женщины вышли из изб, кутаясь в платки, дети жались к матерям. Все ждали каких-то нехороших новостей.

— Православные! — начал атаман громко. — Знаю, тяжело вам пришлось в последние дни. Но не время нам головы вешать! Мы здесь по воле государевой, дело правое делаем. А вы, жёны наши верные, — тут он повернулся к женщинам, — вы наша опора и утешение в земле чужой. Без вас мы бы давно одичали!

Женщины переглянулись, некоторые смущённо заулыбались.

— А посему, — продолжил Ермак, — примите от нас, служилых, малый дар. Мы потрудились, бусы стеклянные для вас изготовили. Не для торга — для красоты вашей!

Я вынес короб со связками. Женщины сначала не поверили, потом робко подошли, начали брать. Марфа, та самая, что плакала из-за страхов о чудищах, получила нитку с зелёными и золотистыми бусинами. Приложила к шее, и глаза у неё заблестели.

— Ой, красота-то какая! — воскликнула она. — Блестят-то как!

Другие казачки тоже примеряли подарки. Анна, жена Саввы Болдырева, накинула на шею связку голубых бус с молочными вкраплениями:

— Гляньте, девки, как морская волна!

Скоро площадь гудела от женского щебета. Казачки показывали друг другу обновки, меняли связки, чтобы подобрать под цвет платков и сарафанов. Дети теребили матерей, прося дать подержать блестящие камушки. Даже начальница лекарни Аграфена, что вечно всем недовольна была, нацепила жёлтые бусы и важно прохаживалась, поглядывая, как они играют на солнце.

Мужики сначала посмеивались, но потом и сами заразились общим весельем. Казак Иван Вольный (я вспомнил, как его зовут), обнял свою Марфу:

— Ну что, теперь не будешь думать, что меня чудища съедят⁈

— Не буду, не буду! — смеялась она, звеня новыми бусами. — С такой красотой только о хорошем думать надо!

К вечеру Кашлык преобразился. Отовсюду доносились довольные разговоры. На улицах дети играли в «купцов», меняя щепки на камушки, подражая взрослым. Даже часовые на стенах перекликались веселее обычного.

Ермак снова подошёл ко мне, когда я подходил к мастерской.

— Хорошее дело сделали, Максим Иваныч. Глядишь, как город ожил. А ведь утром все как пришибленные были.

Я кивнул, глядя в окно на заснеженную улицу, где всё ещё толпились казачки, хвастая друг перед другом обновками.

— Иногда малость нужна для счастья, — ответил я. — Горсть стекляшек, а людям радость.

Я подумал о странности человеческой природы. Вот ведь — неделю назад все тряслись от страха перед выдуманными чудовищами, готовы были бежать из Кашлыка. А теперь, получив простые стеклянные бусы, забыли о страхах, снова заулыбались. Может, в этом и есть сила человеческая — в умении находить радость в малом, цепляться за красоту даже в самой глуши сибирской.