Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 91 – Михаил Воронцов

Толпа на площади не расходилась еще долго. Люди сбились в кучки, горячо обсуждая услышанное. Женщины качали головами и прижимали к себе детей. Мужчины спорили — одни утверждали, что татарин просто безумец, тронувшийся от тягот похода. Другие вспоминали старые легенды о злых духах тайги и степи, о шаманах, способных превращаться в зверей и птиц.

— А что, если правда все это? — шептала молодая казачка своей соседке. — Мой дед рассказывал, что в северных лесах живут люди-медведи, которые едят человечину…

— Да полно тебе! — отмахивалась та, но в голосе ее не было уверенности. — Хотя… говорят, северные шаманы и вправду могут такое творить, что христианской душе и не снилось…

Купец Мурат собрал своих приказчиков и велел готовить товар к срочному вывозу:

— Не нравится мне все это. Если даже половина правда из того, что болтал этот безумец, надо переставать здесь появляться. Кучум не простит.

Старый татарин Ибрагим сидел на завалинке и покачивал седой головой:

— Видел я в жизни своей многое. И знаю — когда человек так говорит, с такими глазами, значит, видел он нечто. Может, не все правда, может, страх глаза его обманул, но что-то он точно видел.

К вечеру весь город гудел, как потревоженный улей. Слухи обрастали новыми подробностями. Уже говорили, что войско Кучума уже движется к городу и будет здесь через три дня. Что джинны могут проникать сквозь щели в дверях и окнах. Что птицы-великаны кружат над тайгой, высматривая дорогу к Кашлыку.

Казацкие десятники с трудом удерживали порядок. Некоторые татарские и остяцкие семьи уже начали собирать пожитки, готовясь к бегству.

Ночь опустилась на Кашлык тревожная и беспокойная. Мало кто спал спокойно в эту ночь. На стенах было удвоено число часовых. Казаки вглядывались в темноту, вздрагивая от каждого шороха, от каждого крика ночной птицы. А в небе действительно кружили большие черные птицы — обычные вороны. Но взволнованному воображению они казались предвестниками страшного войска, о котором говорил безумный Тимур-Ян.

Семя паники было брошено в благодатную почву суеверий и страхов. И хотя наутро многие старались убедить себя и других, что все это бред сумасшедшего, червь сомнений уже точил души жителей Кашлыка.

…Я устроился на лавке у стены. Ермак восседал за массивным столом в центре избы, справа от него расположился Иван Кольцо, слева — Матвей Мещеряк, Прохор Лиходеев с мрачным лицом стоял у двери, прислонившись к косяку.

Печь в углу гудела, разгоняя зимнюю стужу. Все взгляды были устремлены на татарина, которого привели казаки.

Тимур-Ян сидел посреди избы, покачиваясь от усталости. Вблизи он выглядел еще более жалким, чем на площади. Чапан висел клочьями, под ним виднелась грязная рубаха, прорванная в нескольких местах. От него исходил тяжелый запах немытого тела, смешанный с какой-то гнилью. Но глаза горели таким лихорадочным огнем, что становилось не по себе.

В избе стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в печи.

— Теперь давай нам выкладывай все, и с самого сначала, — приказал атаман, сверля гостя тяжелым взглядом. — И не вздумай врать. Здесь не площадь с бабами да мальчишками. Если решил рассказать на базаре сказки, чтоб тебя пожалели и накормили, то так и скажи.

Тимур-Ян облизнул пересохшие губы и заговорил. Голос его звучал хрипло, но уверенно: