Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 92 – Михаил Воронцов

— Я был воином хана Кучума, служил под началом мурзы Сайын-Шади. Обвинил он меня в краже коня гнедой масти, что принадлежал его младшему брату. Не брал я того коня, клянусь Аллахом и могилой отца! Но мурза не поверил, велел казнить на рассвете. Ночью я сбежал…

— А где ты по-русски так хорошо научился говорить?

— Торговал отец мой, и дед мой, и дядя мой с русскими! Ходили на лодках далеко на Запад, когда времена были спокойные! И меня с собой брали, чтоб ремеслу торговли я научился! Но нет уже в живых никого… и пришлось мне идти к Кучуму, чтоб прокормиться! Но не хотел я, нужда заставила!

— К делу давай, — прервал его Иван Кольцо, барабаня пальцами по столу. — Про Кучума говори. Что там за страшилища у него в войске. С чего они тебе померещились?

Татарин выпрямился, и в глазах его появился совсем безумный блеск:

— Бежал я через степи, не оглядываясь. Три дня прятался в камышах у озера, боялся погони. Видел я там то, что устрашит любого человека! Собирает Кучум войско великое, какого еще не бывало в земле сибирской!

— Сколько воинов? — спросил Мещеряк, наклонившись вперед.

— Тьма тьмущая! Как листьев в осеннем лесу! Но не в числе страшная сила его войска…

Тимур-Ян замолчал, обвел всех присутствующих воспаленным взглядом. Я заметил, как его руки мелко дрожали — то ли от холода, то ли от страха.

— Пришли к нему на помощь дикие люди с северных морей, что на краю света живут. Видел я их своими глазами! Ростом они в две сажени, может, чуть меньше, но точно выше самого высокого казака. Тела их покрыты густой шерстью, как у медведя, только черной. Лица… лица у них почти человеческие, но челюсти выдаются вперед, а во рту — клыки острые, длиной с мой палец!

Лиходеев усмехнулся:

— Сказки рассказываешь, татарин. Небось, перепил кумыса перебродившего, вот и привиделось.

Тимур-Ян повернулся к нему, наклонил голову и стал смотреть прямо в глаза, не мигая и не шевелясь:

— Не сказки это! Видел я, как они едят! Привели им пленного остяка — разорвали на части голыми руками и сожрали сырым! Кости перемололи зубами, как собаки!

— Бред какой-то, — пробормотал Иван Кольцо, но я заметил, как он непроизвольно сжал рукоять сабли.

— Хочешь сказать, людоеды какие-то? — Ермак откинулся на спинку стула, прищурившись. — И много их там?

— Две сотни, а может, три. Точно не скажу — боялся близко подходить. Живут они отдельно от других воинов, в больших чумах из моржовых шкур. А с ними шаманы их пришли — старики сгорбленные, в одеждах странных, с бубнами, обтянутыми человеческой кожей!

Мещеряк мрачно хмыкнул:

— Откуда знаешь, что человеческой?

— Видел я, как они нового пленника убили для этого! — голос Тимура-Яна сорвался на визг. — Содрали кожу с живого и натянули на бубен, пока она еще теплая была! А он кричал… так кричал, что птицы с деревьев срывались!

В избе повисла тяжелая тишина. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Врал татарин или это ему приснилось, но рассказывал он убедительно настолько, что дальше некуда.

— Что еще за чудеса там творятся? — спросил Ермак. С иронией, но я видел, что она далась ему нелегко.

— Звери там невиданные! — Тимур-Ян вскочил без разрешения с пола и начал ходить по избе, размахивая руками. — Медведи ростом с эту избу! Правда! Я сам видел — стоит такой медведь на задних лапах, а передними бьет по дереву толщиной в три обхвата — и дерево падает! Шаманы их держат на цепях толщиной с мою руку, железных, кованых. Кормят их человечиной, чтобы злее были!