Книга Военный инженер Ермака. Книга 5, страница 14 – Михаил Воронцов

— Погоди, — перебил я его, пытаясь осмыслить услышанное. — Ты хочешь сказать, что он во время пожаров специально к колышкам подходил?

— Так точно, Максим. И старался это делать, когда никого рядом нет. Я на это особого внимания не обращал, не до того было, когда татары лезли, а потом как сложилось все в голове… Он же знал, для чего метки стоят! И знал, что с ними надо делать. Значит, когда татары подкоп рыли, он колышки обратно выравнивал, чтобы мы ничего не заподозрили.

Я встал, прошелся туда-сюда, обдумывая. Все сходилось. Колышки были на местах, ровные, как я их и ставил, а подкоп татары все равно провели. Значит, кто-то действительно их поправлял после того, как земля от рытья сдвигалась.

Кто такой Гази — Али, я вспомнить не мог. В Кашлыке было много татар, оставшихся после захвата его Ермаком и даже пришедших сюда позже. Кто чем из них занимался. А когда полетели зажигательные бомбы из требушета, все население огонь тушило, и за людьми никто особо не следил.

Не за этим ли инженер-ублюдок на службе у Кучума и вел обстрел? А мы-то думали… Теперь все сходится. Под предлогом борьбы с огнем их лазутчик мог появляться где угодно, и в суете переставлять метки, чтоб никто из нас не заметил просевшей земли.

Хотя никто и не думал всерьез о подкопе. Слишком фантастично казалось. Как же мы ошиблись.

Да, за всем этим стоит Алексей. Ну и мурза Карачи. У них головы соображают. А Кучум, хоть и хан, на такие комбинации неспособен. Для него это слишком сложно и непонятно. Нет, доберусь я как-нибудь до вас. Обязательно доберусь.

Ну а теперь я обязан задать один важный вопрос.

— А почему ты мне это говоришь, а не Ермаку сразу? — спросил я, глядя на Никифора в упор. — Он атаман! А я только делаю всякое оружие!

Никифор потупился, еще сильнее сжал шапку в руках:

— А вдруг я неправ? Может, показалось мне… Ермак — человек хороший, мы за него жизни не пожалеем, но он скор на расправу, вдруг велит повесить, не особо разбираясь… А это будет не по-христиански, безвинного человека на смерть послать. И к тому же… — он замялся, — он и меня может наказать за то, что я не сказал сразу. А я и не подумал поначалу, не сообразил. Только потом, когда уже татар отбили, вспомнил все и понял…

Я посмотрел на него. Никифор был прав — Ермак действительно не любил медлить с наказаниями, а после боя, когда мы чуть не потеряли Кашлык и много наших товарищей полегли от татарских сабель, он ходил очень мрачный и злой.

— Хорошо, — сказал я. — Я поговорю с атаманом. Но ты должен будешь подтвердить свои слова, если спросят.

Никифор закивал и быстро ушел, явно обрадованный, что снял с себя эту ношу.

Я направился к избе, где размещался Ермак. Атаман лежал на лавке, закинув руки за голову. То ли решил подремать после бессонных ночей, то ли задумался. Когда я вошел, он встал.

— Что, Максим? По делу или так, поговорить пришел?

— По делу, Тимофеевич. По важному.

Ермак наклонил голову.

— Говори.

— Только сначала слово дай — человека, который мне это сказал, карать не будешь. Он не виноват, что не сразу сообразил.

Ермак нахмурился:

— Что за тайны? Ладно, даю слово — не трону твоего доносчика, или как его назвать. Теперь говори.

Я пересказал все, что поведал мне Никифор. По мере моего рассказа лицо Ермака темнело, брови сходились к переносице.