Книга Военный инженер Ермака. Книга 5, страница 68 – Михаил Воронцов

— Я пришел, чтобы донести важные слова эмира великому хану Кучуму, — произнес Мир Аслан.

Кутугай ответил, слегка кивнув головой.

— Да будет благословен тот, кто несет слово мира. Хан жив и хранится покоем.

«Хранится покоем» — любопытная фраза, подумал Мир Аслан. Отдыхает? Или уже готовится к переходу в мир иной? Но, вероятнее всего, уже прошел в тот мир полдороги. Верны, значит, известия. Очень верны.

Его взгляд на мгновение задержался на лице Кутугая, потом скользнул по стоящим позади мурзам. Ни одного из сыновей Кучума. Интересно.

— Я хочу поклониться хану и стать свидетелем милости Аллаха, дарующей жизнь, — произнес посол, делая шаг вперед.

Вежливая просьба, но за ней стоял расчет: увидеть Кучума, оценить его состояние, понять, с кем на самом деле придется иметь дело.

Кутугай покачал головой — медленно, с сожалением.

— Хан лежит в тишине молитвы. Его покой охраняют. Рана его тяжела, и лучше его не тревожить. Вот уже какой день, как повелитель наш не приходит в себя. Лекари делают, что могут, но… — он развел руками. — Воля Аллаха превыше искусства смертных.

Мир Аслан еще раз услышал — Кучум при смерти. А этот человек фактически держит власть. Но на каком основании? И долго ли он сможет это делать? Отказ пустить Мира Аслана к Кучуму не был оскорблением или вызовом — на языке степей он означал, что с ханом разговаривать не о чем и все решает он, Кутугай.

— Эмир Бухары, да умножит Аллах его дни, — посол повысил голос, чтобы его слышали все присутствующие, — зная о ранах хана Кучума, послал с нами мужа, искусного в знании телесных скорбей и знаков судьбы. — Он указал на человека в черном. — Мирзабек-табиб служил при дворе самого эмира и не раз возвращал к жизни тех, кого считали потерянными. Он желает послужить делу облегчения страждущего хана, если дом ханский дозволит ему прикоснуться к этой милости.

Формулировка была мастерской. «Облегчение» могло означать и исцеление, и избавление от мучений — навсегда. «Если дозволит» — снимало с бухарцев ответственность за возможный исход.

Кутугай взглянул на табиба. Тот смотрел прямо, без вызова, но и без подобострастия.

Не просто так тебя послали, подумал Кутугай.

— Милость целителя — дар небес, — произнес Кутугай. — Мирзабек-табиб может осмотреть хана. Но прежде… — он сделал паузу, — прежде я приглашаю достопочтенного посла и его спутников разделить с нами скромную трапезу. Дорога была долгой, а беседа требует неспешности.

Мир Аслан склонил голову:

— Гостеприимство ханского дома известно далеко за пределами Сибири.

Ходжа-Бек Ярматулла, до сих пор молчавший, сделал едва заметный жест. Бухарские всадники начали спешиваться.

Кутугай повернулся к своим людям:

— Распорядитесь о размещении гостей.

Потом, словно вспомнив, добавил громче:

— И пусть приведут молодого хана Каная. Он должен приветствовать послов великого эмира.

Мир Аслан незаметно приподнял бровь. «Пусть приведут». Да уж. Совсем демонстративно. Могли бы этого не делать, и так все понятно.

Из шатра неподалеку вывели мальчика в богатом халате. Канай храбрился, поднимал подбородок, но шел неуверенно. Позади него двигались два дюжих нукера — то ли охрана, то ли конвой.

Кутугай подвел мальчика к послу:

— Господин посол, это хан Канай, сын великого Кучума, временно правит, пока его отец борется с недугом.