Книга Военный инженер Ермака. Книга 5, страница 70 – Михаил Воронцов

Столько всего нужно предусмотреть, столько рассчитать. Но мы справимся. Должны справиться.

* * *

Три струга медленно шли по Иртышу, держась ближе к правому берегу. Тяжелые суда сидели глубоко в воде. На бортах виднелись новые дощатые щиты, прибитые поверх обычных бортов. Щиты эти поднимались выше человеческого роста, оставляя лишь узкие щели для наблюдения и стрельбы.

Мурза сидел за стволом березы, чувствуя, как холодная сырость земли проникает сквозь халат. Рядом, растянувшись цепью вдоль опушки мелколесья, притаились его воины. Пятьдесят человек. Каждый уже держал наготове лук с наложенной стрелой. Было решено атаковать сегодня.

Айдар находился справа от мурзы, его молодое лицо побледнело от напряжения. Юлдаш устроился слева, спокойный и сосредоточенный, как старый волк перед охотой. Дальше по линии притаились остальные.

Струги приближались к месту высадки, первый уже начал поворачивать к берегу. Гребцы налегли на весла с одного борта, разворачивая тяжелое судно. Нос уткнулся в песчаную отмель метрах в пяти от берега. Следом подходил второй струг, а третий пока остался чуть поодаль, на глубокой воде.

Карабек напрягся. Сейчас начнется самое важное — высадка. Казаки выйдут из-за своих щитов, станут уязвимыми. Нужно только дождаться, когда они все окажутся на берегу, когда примутся за работу.

Карабек искал глазами Максима. Вот он — показался на корме первого струга. Узнать было легко — худощавый, с небольшой бородкой.

Мурза почувствовал, как сердце забилось быстрее. Еще немного, и все начнется. Сидящий рядом Айдар замер, как натянутая струна, готовый сорваться с места по первому сигналу. По всей линии чувствовалось напряжение — воины ждали команды, ждали мгновения, когда можно будет выпустить накопившуюся ярость.

* * *

…Когда слуги унесли остатки трапезы и тяжелый полог шатра опустился за последним из них, в воздухе повисла тишина — густая, как степной туман перед рассветом. Масляные светильники отбрасывали дрожащие тени на узорчатые ковры, превращая их в живое море багряных и золотых волн. В шатре остались только двое — Кутугай и Мир Аслан.

Старый мурза сидел по-степному, поджав под себя ноги, с прямой спиной, несмотря на все годы. Морщины на его лице казались высеченными резцом.

Мир Аслан расположился напротив. Длинные пальцы неторопливо обхватили чашу с кумысом. Он отпил не спеша, глядя поверх края сосуда на собеседника.

Им предстоял сотканный из намеков разговор, который должен решить судьбу Сибирского ханства.

— Когда дом теряет голову, стены могут осесть, если их вовремя не подпереть, — негромко произнес Мир Аслан.

Кутугай покачал серебряную пиалу в руке, наблюдая, как пенится молочно-белый напиток. Кумыс кружился в чаше подобно водовороту.

— Дом Кучума стоит, — его голос прозвучал хрипло, словно камни перекатывались в горном потоке. — Но кто держит подпорку, того и спросят, если дом рухнет.

Слова повисли между ними, как натянутая тетива. Оба понимали — началась игра, где ставкой была власть над бескрайними просторами от Урала до Иртыша. Мир Аслан чуть наклонил голову, и свет выхватил тонкую улыбку в уголках его губ — не насмешливую, но понимающую.

— Мальчик мал, — посол сделал паузу, позволяя словам медленно осесть, как пыль после бури. — Народ слушает старшего — умудренного годами мурзу. Но чтобы народ слушал старшего… — он обвел взглядом шатер, словно видя сквозь войлочные стены все улусы Сибири, — его имя должно звучать вместе с именем эмира Бухары.