Книга Поместье для брошенной жены, страница 3 – Екатерина Белова

Сын не ответил на улыбку, только скользнул взглядом по платью:

— Надо было надеть бордовое и гарнитур с рубинами, тогда бы тебя не принимали за прислугу.

Бордовое платье старило меня на десять лет, а рубины казались слишком громоздкими для моей фигуры. Я была хрупковата даже для иномирянки, и рубины хорошо лежали только на рослых драконицах.

— Синее ничуть не хуже, Дан.

Я как раз протянула руку, чтобы взъерошить светлые волосы, но Дан легко уклонился. Рука у меня дрогнула, схватив пустоту.

— Ну хватит, мать. Мне не три годика, чтобы меня тискать. И будь, наконец, поответственнее, твоя ошибка с нарядом может стоит репутации нашему роду. Отец не один год зарабатывал на сегодняшний день.

Сын вырос и в нем прорезалась мужская жесткость, свойственная и его отцу. Хотя сказанное больно обожгло грудь, я промолчала, не желая посягать на мужскую идентичность. Сын все больше походил на отца и деда, и в этом была и моя вина.

Его мечтой было стать военным и войти в армию генерала Таш. По слухам тот брал не за кровь, а за талант, а значит, шансы у Дана были. Мои нежности сбивали его с намеченной цели.

— Ладно, не буду тискать. Берн искал меня?

Сын растеряно моргнул, взгляд словно помутнел. После с усилием кивнул.

Ну что за ребенок. Куда ему в драконью армию в семнадцать?

Проходя мимо, не удержалась и все-таки взъерошила идеально уложенные волосы, и на этот раз сын меня не остановил.

— Не ходи, — вдруг сказал он одними губами. — Вернемся к гостям, отец к нам присоединится, как закончит дела.

— Иди, мам, — из темноты коридора выплыла дочь.

Тоненькая, как церковная свечка, золотоволосая, с дерзким взглядом из-под ресниц. Ей было только шестнадцать, а на нее уже многие заглядывались.

Дети вели себя сегодня странно.

Не скажу, что мы часто дурачились и шутили последние… несколько дней? Недель? Или прошло уже больше времени? Но сегодня они и правда вели себя странно.

— Возвращайтесь к гостям, Дан, Дафна, а я поднимусь к отцу, и мы скоро спустимся.

Я легко взбежала по боком скрытой лестнице на спальный этаж, когда услышала расстроенный голос Дана:

— Зачем ты….

— Ни за чем, — жестко отрезала Дафна. — Она и так узнает. Уж пусть лучше так. А ты всегда был трусом, мамочкин подъюбник.

Даф в детстве часто дразнила нежного Дана подъюбником, который прятался от ее злых шуток за моей спиной. Мне казалось мы вылечились от ее вредности. И вот опять.

Наверняка приготовили мне с отцом какой-нибудь сюрприз. В юности Берну нравились всякие розыгрыши, довольно глупые, впрочем. Хотя в наших отношениях наступило такое уютное болото, что я и от глупой шутки бы не отказалась.

Прошла по полутемному коридору, обесточенному ради нижней залы для гостей и уже положила пальцы на дверную ручку. А после услышала что-то вроде возни. Или ерзанья. Глухое бормотание и хрипловатый женский смешок.

В кабинете Берна.

Темнота словно сгустилась, сжалась до размеров невидимой пули, вошедшей в сердце, стихли веселые голоса гостей, стук каблуков по натертому паркету, погасли огни. Мир сосредоточился на круглой шляпке дверной ручки.

Наверное, у каждой женщины на земле есть выбор, даже такой элементарный, как открывать или не открывать дверь. Но передо мной он не стоял.

Я бы все равно открыла, все равно вошла, все равно принудила бы себя сжать губы и запретить кричать. Кричать все равно было поздно.