Книга (не) Зайка для Волка, страница 99 – Мария Мирабелла

— Не подходите к ней.

— Ты никто, — бросил король. — И твой голос не учитывается.

— Я тот, кто любит её. И кто не позволит вам причинить ей боль.

Первый охранник рванулся вперёд — и тут же получил удар. Потом второй. Всё произошло в один миг: Таррен двигался, как вихрь. Один упал, другой отступил, стирая кровь с губ. Схватка началась. Крики, шум, бегущие студенты — всё смешалось.

— Таррен! — крикнула Ана. — Не надо! Не из-за меня...

Он остановился. Грудь вздымалась, губа рассечена. Но в глазах — всё та же решимость.

— Я поеду, — сказала Ана. — С отцом. Сейчас.

— Ана…

— Я не хочу, — проговорила она, — чтобы ты пострадал. Ты уже дал мне больше, чем кто-либо. Не дай им сломать и тебя.

Она медленно подошла к отцу. Тот даже не посмотрел на неё — только кивнул, будто иного выбора и не существовало.

Когда карета скрылась за поворотом, в саду повисла тишина. И в этой тишине раздался глухой, хрустящий удар: Таррен со всей силы ударил кулаком в ствол дерева. Кора слетела, дерево задрожало, птицы взметнулись.

А потом он закричал. На всю академию. Диким, первобытным голосом, в котором не было слов — только боль. Беспомощность. Потеря.

И все, кто слышал этот крик, знали: волк потерял не просто омегу. Он потерял свою половину. Свою душу. Себя.

Прошёл месяц с тех пор, как отец увёз Ану из Академии. Долгий, мучительно затянувшийся месяц, наполненный звенящей тишиной, в которой не слышалось ни её смеха, ни шагов, ни даже дыхания — как будто сам воздух затаил дыхание, ожидая. Тишина стояла над лесом, над скалами, над крышами корпусов Академии — густая, вязкая, пронзительная. Даже вой ветра над кронами деревьев не мог её нарушить, лишь усиливал это ощущение беззвучной пустоты.

Таррен исчез из жизни Академии, словно его никогда и не было. Не появлялся на занятиях, не выходил на тренировочные площадки, не пересекался в коридорах с преподавателями и студентами.

Он прятался в стае. В своём мире, среди тех, кто не задавал лишних вопросов. Лишь дома, среди братьев по крови, он позволял себе быть — не бойцом, не студентом, — просто существом, страдающим от потери. От голода. От тоски. От нестерпимого зуда в душе, как будто кто-то вырвал из него нечто жизненно важное и оставил рану, которая не заживала.

Он не находил себе места. Голод, что терзал его изнутри, был не физическим — он был другим, звериным, инстинктивным. Неутолимый, как жажда в пустыне, он выжигал его изнутри.

Несколько раз он пытался пробраться во дворец пантер. Под покровом ночи, в обличии волка, затаив дыхание, он крался сквозь лес. Но охрана была безупречной. Безукоризненно выверенная система, в которой не было слабых мест. Каждая тропа, каждый поворот, каждый куст был под наблюдением. Его ловили — не жестоко, не грубо, но твёрдо и безапелляционно. Он не имел ни приглашения, ни союзников в зале приёмов. Только шрам на сердце.

А потом — новость. Несколько дней назад он узнал о турнире. Отец Аны объявил его как испытание для претендентов на руку наследницы. Победитель получит право на политический союз, на род, на силу, на будущее. На неё. На ту, что была его. На ту, чьё имя он шептал в ночи. Чьё лицо не покидало его памяти.

Со всех сторон стекались молодые альфы. Благородные, сильные, ловкие, надменные. Улыбки их были учтивы, но глаза говорили о жажде власти. Они мечтали не о девушке, а о месте рядом с троном. Им была нужна не она, а то, что за ней стояло.