Книга Разрушение кокона, страница 191 – Тан Ци

Чэн Юй помолчала, затем снова подытожила: «Древняя гробницы Южной Жань до сих пор стоит, и войти в нее – сплошная головная боль, а это значит, что Наланьдо еще не возродилась».

Она вдруг вспомнила: «Но тот бог воды, которого признала Наланьдо, он уже родился?»

Древний кипарис надолго замолчал. «Видно, повелительница не очень хорошо знает историю цветов и деревьев, – сказал он наконец многозначительно. – Вам неведомо, что наш первый повелитель был тем самым богом воды?»

Девушка допила вино, дослушала сказку на ночь от древнего кипариса, слезла с восточной стены и снова надела кольцо Тишины.

Она собиралась поспать.

Обычно, даже если Чэн Юй снимала кольцо Тишины всего на половину большого часа, ей приходилось пролежать в постели не меньше полутора больших часов, чтобы заснуть, и сон был неспокойным. На этот раз удивительная легенда так увлекла ее, что она сняла кольцо Тишины на весь большой час.

Княжна предполагала, что этой ночью ей поспать не удастся и она будет просто лежать с закрытыми глазами, но, к своему удивлению, быстро заснула. Перед сном она снова вспомнила слова Наланьдо.

«Если ты построишь для меня гробницу, то пусть все, кто сможет войти в нее, почитают бога воды. Тогда, даже если я развоплощусь, последний луч моего неугасимого света снизойдет в эту гробницу».

Ей показалось, что эти слова полны глубокого смысла, в них и правда будто звучала настоящая любовь. Но ведь Наланьдо никогда не видела бога воды, как она смогла сказать такие серьезные и глубокие слова, которые отдавались в сердцах услышавших сожалением, а может быть, даже болью? Она задумалась о том, какой сон увидела Наланьдо, и с этими мыслями заснула.

Затем ей приснился сон.

Чэн Юй знала, что это сон, но ей не хотелось просыпаться.

В тумане она шла по длинному темному проходу. Девушка ничего не видела, но знала, как дойти до конца. Она шла долго и наконец увидела слабый свет впереди. Очнувшись, она обнаружила, что уже стоит босиком на пустынной равнине.

Камни впивались ей в ступни, совсем как наяву.

Огромная луна висела на краю неба, которое казалось очень близким. Серебряный свет озарял всю равнину. Туранговые тополя росли тут и там, и, хотя была ночь, их золотистые листья, казалось, все еще хранили тепло солнечного света. Ласковый ветер дул из рощи, касаясь ее лица и развевая края одежд.

То была пустынная равнина поздней осенью. Хотя Чэн Юй никогда не бывала на таких равнинах, она знала, что осенний ветер на них дует отнюдь не ласковый. Поэты, писавшие о пограничных землях, очень хорошо живописали эти безлюдные бесплодные места – их холодные и резкие строки напоминали лезвие обнаженного клинка. Чэн Юй казалось, что пустынные равнины все дики и опасны, как одинокий запертый зверь, но теперь луна, золотые туранговые тополя и нежный ветер, несущий ароматы трав, казались даже более нежными и чарующими, чем весенние пейзажи Пинъаня.

Вся нежность мира собралась вокруг раздуваемого края ее юбки, щекоча босые ноги.

Мягкий лунный свет и нежный ветерок. Казалось, кто-то приручил дикую пустоту.

Чэн Юй невольно закрыла глаза и в этот момент услышала собственный голос, словно шепчущий кому-то:

– Как же ты собираешься загладить вину?

Голос звучал очень тихо и нежно, с оттенком полушутливого упрека.

Она не помнила, чтобы говорила так, и была уверена, что не открывала рта, но это действительно был ее голос.