Онлайн книга «Записки у изголовья. Книга 1»
|
Фэнцзю была не из тех девиц, что обожают пострадать и пожалеть себя. Да, во времена своей влюбленности в Дун Хуа она нередко прикладывалась к молодому вину, пытаясь заглушить любовную тоску. Но с тех пор, как она приняла решение порвать с ним все связи, она ни разу не притронулась к кувшину и даже воспоминания о Дун Хуа поблекли в ее памяти. Однако сегодня она оказалась в таком судьбоносном месте, полном самых разных чувств, и звезды на небе сияли так щемяще нежно и одиноко, что непрошенная тоска сжала грудь тисками. Погрузившись в свои мысли, Фэнцзю скользнула взглядом по хрустальному табурету и скамье, стоявшим внутри беседки, чтобы с удивлением обнаружить: она, с трудом запоминавшая буддийские каноны, оказывается, отчетливо помнила то, что произошло здесь несколько сотен лет назад. Образы вставали перед глазами, как живые. На самом деле, когда Фэнцзю выбралась из Лотосового предела Десяти зол и получила право сопровождать Дун Хуа в любое время дня и ночи, на этом пруду еще не было шестиугольной беседки. Стоял разгар лета. Фэнцзю варилась заживо в своем лисьем меху. Единственным спасением было сидеть на одинокой лодке посреди озера, спрятав мордочку под двумя лотосовыми листьями. Дун Хуа, полюбовавшись на ее плачевное состояние, несколько дней спустя срубил пару сандаловых деревьев и построил беседку прямо на воде. Вместо пола он установил покрытие из водонепроницаемого и холодного, как лед, горного хрусталя. Растянуться на нем во весь рост было настоящим удовольствием. Фэнцзю подумала, что Дун Хуа – очень полезный мужчина. Позже она поняла, что таланты Дун Хуа не ограничиваются строительством. Все благовония, которые использовали в Рассветном дворце, делал он сам; он выращивал чай, который они пили; всю посуду для вина вылепили и обожгли его руки; все веера и ширмы Рассветного дворца расписал он. Фэнцзю гордилась своей проницательностью. Если она выйдет замуж за Дун Хуа, они немало сэкономят на домашних расходах. Чем больше она думала о будущей выгоде, тем счастливее становилась и тем больше ей нравился Дун Хуа. Обожание застило ей глаза. Ей казалось, что Дун Хуа хорош во всем. Всякий раз, как он делал что-то новое, она первой выказывала свое восхищение и одобрение. Со временем у Дун Хуа выработалась привычка сперва приносить все свои новые творения маленькой лисичке на оценку. Поскольку Дун Хуа обладал неисчерпаемым запасом времени, за что бы он ни брался, все у него удавалось наилучшим образом. Порой Фэнцзю думала, как, должно быть, одиноко и скучно ему живется. Ничто не предвещало беды. Ужасно голодная, Фэнцзю лежала в беседке животиком кверху, уныло смотрела на звезды и размышляла, что еще она могла бы сделать, чтобы завоевать сердце Дун Хуа. Чем больше она размышляла, тем громче урчал живот, и чем громче он урчал, тем сильнее портилось ее настроение. Чья-то тень заслонила звездный свет. Фэнцзю моргнула. Рядом с ней присел Дун Хуа. В руках он держал среднего размера блюдо из белого фарфора. На блюде лежала рыба в кисло-сладком соусе и источала безумно приятный аромат, медленно заполнивший беседку. Дун Хуа поставил тарелку на стол и бросил на лисичку короткий взгляд. Неожиданно в его голосе прозвучало колебание: – Только со сковороды, сам готовил. |