Книга Ань-Гаррэн: Белая ворона в мире магии, страница 17 – Мишель Фашах

А вот на следующий же день я была неприятно удивлена получив не только лингвистический урок, но еще и урок отношений от посла. Он поведал о магической природе эльфийских уз, о том, как остро чувствуют они связь друг с другом, особенно в вопросах измены. Предательство жены — не тайна, а зияющая рана, открытая для мужа во всех мельчайших подробностях. В таком мире, по словам посла, плотские утехи возможны лишь в рамках законного брака.

Надо сказать, что меня расстроило даже не само обстоятельство невозможности плотской связи с моим лекарем, а то, что после завтрака лекарь пошел к Царю Лимонаду, и буквально через час ко мне заявился этот непонятный посол. Так и вижу как этот дядечка, Лимонад и Антенчик сидят покуривая сигару, и обсуждают мою интимную проблему.

Антенчик оказался стукачом. Это совершенно отбило у меня всякую к нему симпатию вплоть до момента когда он не начал делать мне какой-то заковыристый массаж. Тело говорило одно, мозг другое, губы немели от смущения. Приходилось терпеть ибо насилие над ни в чем не повинными эльфами в мои планы не входило. А потом он взялся за мои ступни, поначалу боль была страшной и мне казалось, что ножки уже не мои, чуть не потеряв сознание, я начала ощущать легкое покалывание и холод. А потом наступило блаженство, чертяка нашел ту самую точку, и я растеклась в истоме, позабыв обо всем на свете.

Последующие дни начинались с его прикосновений к моим ступням. Смесь презрения и желания клокотала во мне, заставляя с нетерпением ждать начала сеанса, чтобы забыться, превратиться в амебу, безвольно растекающуюся по кушетке. Наши встречи проходили в тишине. Антенчик пытался разговорить меня пару раз, но я молчала, игнорируя даже вопросы медицинского характера, хотя отказываться от массажа не собиралась.

Два часа между лингвистическими экзерсисами и халявным массажем я посвятила изучению окружающей действительности и ее обитателей. Раньше мне как-то не удавалось разглядеть никого, кроме членов королевской семьи, и ничего, кроме банкетного зала, моей комнаты и коридора.

Я заметила, что эльфы у которых я жила, хоть и считались светлыми, но далеко не все имели светлые волосы и светлые глаза. Большинство осветляли волосы, а затем окрашивали их в пастельные тона — розовый, голубой или другие причудливые оттенки. По-крайней мере у пары охранников я заметила характерный для высветленных волос темный пробор, другие же его не имели. Чем выше был чин или должность того или иного эльфа, тем сложнее была вышивка на его одежде, чаще серебряная или смесь серебряных и золотых нитей. Для повседневных дел ткань они выбирали практичную плотную светлую, но с каким-то орнаментом, отличавшимся от основного цвета только тоном.

Женщины здесь кутались в ткани от середины предплечья до самых пяток, позволяя себе лишь скромный вырез на груди, обычно скрытый велюром или утопающий в каскадах рюш. Их волосы, не отличавшиеся особой густотой, тем не менее ниспадали почти до пола. Служанки не имели униформы, и лишь наметанный глаз дворецкого мог отличить их от знатных гостей. Впрочем, я подметила и другое: лица эльфов казались мне почти идентичными. Конечно, я могла запомнить и выделить отдельные черты, но это было сродни попытке разобраться в героях японской драмы, когда каждый раз мучительно пытаешься понять, кто перед тобой. Я окрестила это "расовой слепотой", хотя, признаться, интернета под рукой не было, чтобы проверить, существует ли такой термин и что он означает на самом деле.