Книга Прядильщица Снов, страница 275 – Тория Кардело

Кровь.

Её кровь.

Рот наполнился металлическим привкусом — она сплюнула, и чёрная в этом мраке жидкость закапала на землю.

Руки дрожали, не слушались. Пальцы утопали в грязи, холодной, вязкой, как болотная трясина.

— Я не могу сдаться…

Но куда идти?

Как выбраться?

Мир начал вращаться, расплываться по краям, как старая плёнка, которую зажевали в проекторе.

Звуки становились глуше, будто доносились сквозь толщу воды.

«Холодно.

Так холодно.

И одиноко».

— Роман… Помоги!

Но тьма уже накрывала её чёрным одеялом, затягивалп в небытие, в то место, где боль наконец прекратится.

* * *

Аля распахнула глаза — и увидела себя.

Бесконечное множество собственных отражений в зеркалах злосчастного зала, где даже стены дышали её страхами, а потолок растворялся в чёрной бездне. Здесь она впервые увидела свой оживший идеальный образ. Здесь заключила страшную сделку и продала свою жизнь и личность за красивую обёртку.

Она поднялась с пола, ощупывая спину дрожащими пальцами.

Раны не было.

Ни крови, ни боли — осталось только фантомное жжение, будто призрачная игла всё ещё торчала в позвоночнике.

И тогда она заметила.

В зеркалах отражалась не идеальная Александра — не высокая, стройная девушка с огненными волосами и скульптурными чертами.

Там стояла настоящая Аля.

Полная. Неуклюжая. С блёклыми прядями волос, одутловатым лицом и высыпаниями. В мешковатой футболке, скрывающей ненавистные складки на животе, и джинсах, которые впивались в бёдра, оставляя красные полосы.

Сутулые плечи. Потухший взгляд. Дрожащие губы.

— Уродина…

Слово ножом резануло по сознанию, отчего Аля даже почувствовала почти физическую боль. Но это было не просто отражение.

За стеклом шевелился целый мир — её прошлая жизнь, размытая, будто сквозь запотевшее окно.

Аля видела квартиру в Зимнеградске — ту самую, с желтеющими от времени обоями и залитыми дождём окнами. Ту самую квартиру, которую мать украшала яркими вещами и безделушками, чтобы она выглядела «веселее».

Мать.

Её токсичный позитив витал в воздухе густым сиропом, липким и приторным. Она не смотрела на дочь — скользила взглядом, будто Аля была неудачным проектом, который стыдно показывать клиентам.

— Кушай, дорогая, — говорила она, пододвигая тарелку с булочками, от которых тошнило уже при одном виде.

Забота?

Нет.

Это был укол. Напоминание:

«Ты — жирная. Ты — неидеальная. Ты — разочарование».

Школа.

Сначала московская, потом зимнеградская — но ничего не менялось.

Коридоры, забитые подростками, среди которых Аля была невидимкой и объектом насмешек.

— Эй, психичка, чего пялишься? — шипели в спину, а она сжималась, будто пыталась исчезнуть, раствориться в стене.

Аля увидела московского физрука, презрительно кривившего губы, когда она пыталась подтянуться на турнике:

— Ну что, Кострова, так и будешь висеть, как мешок с картошкой?

Увидела себя в ванной, с ненавистью разглядывающую свое тело в зеркале и щипающую кожу до синяков. Складки на животе, целлюлит на бедрах, красные полосы растяжек.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу».

Увидела весы. Цифры на них плясали, но всегда оставались слишком большими, несмотря на диеты и изнуряющие тренировки.

Увидела бабушку в гробу. Не по-настоящему — она не была на похоронах, мать не взяла её. Но картинка, созданная воображением, вышла настолько яркой, что казалась реальней самой реальности. Восковое лицо, скрещенные на груди руки, запах цветов, скрывающий формалин.