Книга Прядильщица Снов, страница 273 – Тория Кардело

— Играй с нами, — прошептала она, и Аля почувствовала, как страх охватывает её с головой.

Паника нарастала, превращаясь в настоящий ужас, перекрывавший дыхание.

«Почему я здесь? Чей это кошмар? Что эти видения пытаются сказать мне?»

Внезапно тишину разорвал рев авиационных двигателей.

Аля вскинула голову — над деревней, почти касаясь крыш, проносились военные самолёты. Старые, покорёженные временем, словно сошедшие с пожелтевших страниц учебников истории. Их грохот заполнил всё — он вдавливался в череп, заставляя зубы ныть.

Жители деревни взвыли, словно пробудившись от транса. Они метались, как тараканы под внезапно зажжённым светом. Одни бежали на четвереньках, и их спины неестественно выгибались, а суставы хрустели под кожей. Другие растворялись в воздухе, оставляя после себя чёрную сажу, которая оседала на землю мертвыми хлопьями.

Грохот.

Земля вздыбилась фонтанами грязи. Снаряды рвались рядом, обдавая жаром — Аля почувствовала, как осколки царапают щёку, оставляя тонкие кровавые дорожки. Звуки бомбёжки смешивались с нечеловеческими воплями, и она поняла:

Это не её кошмар.

Это чужая боль. Чужой страх. Память, которой у неё не должно быть, но которая въелась в коллективное бессознательное, как ржавчина в старую рану.

— Спасите! — закричала она, но никто ее не услышал.

Аля побежала, спотыкаясь о развороченные снарядами камни; лёгкие горели от едкого дыма и словно наполнялись раскалённым металлом. Воздух густел, насыщался гарью горящих домов и чем-то ещё, более ужасным, чем просто дым. Смрад горящей плоти, сладковатый и тошнотворный, въедался в ноздри, прилипал к нёбу и оседал на языке липкой плёнкой.

Крики позади становились тише, будто кто-то медленно закручивал кран. Или это её собственный разум вырезал самые страшные звуки, оставляя лишь глухой гул — последний рубеж защиты перед безумием.

Вырвавшись за околицу, она замерла, охваченная новым ужасом.

Поле.

Бескрайнее, расползшееся до самого горизонта, как кровточащая язва на теле земли. И всё оно было усеяно трупами, которые даже смерть не смогла сделать безликими.

Солдаты в выцветших от крови и грязи мундирах застыли в последних судорогах. Их лица, искажённые предсмертными гримасами, казалось, всё ещё кричали в немом отчаянии. Некоторые шевелились, будто сама смерть, издеваясь над ними, оставила клочки сознания барахтаться в изуродованных телах.

Аля сделала шаг — и земля под ногами зачавкала, как живая.

Это оказалась не земля.

Месиво из грязи, крови, осколков костей и чего-то ещё — оно пульсировало под её ступнями, обволакивало туфли, засасывало их с мокрым чмокающим звуком, будто пыталось поглотить и её, сделать ещё одним элементом кошмарного пейзажа.

Запах.

Он обрушился на неё новой волной, проникая в ноздри, впитываясь в кожу, пропитывая одежду.

Кровь — медная, резкая, с привкусом ржавых монет на языке.

Порох — едкий, горький, разъедающий слизистую.

Разложение — сладковатое, тяжёлое, с нотками испорченного мяса и чёрной плесени.

Этот смрадный коктейль висел в воздухе осязаемой пеленой, прилипал к ресницам, застревал в волосах. Аля чувствовала его даже сквозь закрытые веки — он проникал в неё, становился частью её самой.

Небо над полем было не красным, как над деревней, а свинцово-серым, низким, давящим. Сквозь рваные, как старые бинты, облака глядели не звёзды, а огромные, бездонные глаза без век. Они скользили по полю боя с холодным любопытством учёного. Ни капли сочувствия — только бесчеловечный интерес.