Онлайн книга «Прядильщица Снов»
|
Снежинки падали беззвучно, словно время замедлилось. Аля подставила ладонь, наблюдая, как на ней тают ледяные кристаллы, превращаясь в капли воды. Эфемерные, прекрасные в своей недолговечности. Как и жизнь. Как и память. «Светлая меланхолия — эта дрожь бытия, когда хочется плакать и улыбаться одновременно. И только в такие моменты, когда можно по-настоящему быть собой, рождается ощущение чуда». * * * Дома она первым делом прошла в ванную. Горячая вода постепенно возвращала онемевшим от холода пальцам чувствительность. Она умылась, стерев с лица следы мороза и усталости, и подняла глаза на своё отражение. Увидела себя — рыжеволосую девушку с широким носом, тяжёлыми веками и полными щеками. С россыпью веснушек на бледной коже и трещинкой на нижней губе. И впервые в жизни не отвернулась от зеркала с отвращением. Улыбнулась своему отражению — искренне, тепло, с любовью. — Ты у меня самая лучшая, самая любимая, самая красивая девочка, — прошептала она, вспоминая слова бабушки. И на этот раз поверила им. Аля отвернулась, и её взгляд зацепился за необычный отблеск на сушащемся белье. Она подошла, проводя рукой по засохшим футболкам, и наткнулась на золотистый шёлковый шарф с надписью «Тянись к звездам даже во снах» на английском языке. Он был тонким, будто сотканным из лучей закатного солнца, но его красота казалась болезненно неуместной среди повседневных вещей. Аля медленно сняла шарф с перекладины. Он пах странно — в шелк вцепился запах дешёвого хозяйственного мыла и чего-то едкого, медицинского. Этот резкий, тревожный аромат тут же пробудил в теле дрожь. Возникло ощущение, будто вся суть её личности на миг скользнула в тень. Она провела кончиками пальцев по шелку, предаваясь болезненной тоске: шарф казался страшно знакомым, но связать его с чем-то из памяти она не могла. — Интересно, откуда он у меня? — вслух спросила Аля, но комната ответила тишиной. И тут же, как вспышка, её посетило желание рисовать. Неожиданное, сильное, непреодолимое. Словно внутри разлилось что-то тёплое, золотистое, как этот шарф, и требовало выхода. Это было не просто желание, а почти физическая необходимость — будто кто-то невидимый крутанул веретено внутри груди, задав новый ритм, который вёл её к мольберту. Аля бережно сложила шарф и понесла его с собой в комнату, осознавая, что лишь прикосновение к краскам, к холсту сможет на время заполнить зияющую дыру в душе. * * * Вечер опустился на город рано, как это всегда бывает в ноябре. За окном кружился снег, ветер иногда бросал его пригоршнями в стекло, создавая странную, призрачную музыку. Аля нашла в ящике стола три толстые белые свечи и зажгла их. Тёплый свет создал в комнате уютный полумрак, в котором тени выплясывали свой загадочный танец. Мольберт — старый, немного пыльный — стоял у окна. Она помнила, что не так давно рисовала на нём, но сама картина куда-то исчезла, выпала из памяти. Наверное, она создавала рисунок для кого-то на заказ или подарок кому-то. Но теперь это не имело значения. Пальцы сами потянулись к карандашам, к краскам. Аля включила музыку — ноктюрны Шопена, которые раньше казались ей слишком печальными, слишком сложными. Первые ноты ноктюрна до-диез минор наполнили комнату тихой, пронзительной красотой. Она закрыла глаза, позволяя музыке течь сквозь неё рекой. |