Книга Обольщение, страница 105 – Лера Виннер

Как бы сильно мы оба ни сомневались в искренности безвременно почившей Одетты по отношению к нему, её могила могла быть для него лишь святыней.

Имела ли я право приближаться к ней после всего?

Расставаясь со мной в коридоре замка, герцогиня выругалась так, как герцогине совсем не пристало, а разбойнице было в самый раз, и пообещала подобрать для нас комнаты с менее провокационным видом из окон. После секундного сомнения я попросила её этого не делать. Без разрешения и согласия Монтейна вмешиваться в подобное не должна была ни одна из нас.

Во дворе замка за моей спиной началось какое-то оживление, но оборачиваться я не стала. Быть может, такой и была жизнь в замке. А может, происходило что-то, что меня совершенно не касалось.

По мере приближения к усыпальнице воздух становился плотнее, а звуки постепенно отдалялись. Керны умели беречь покой своих мёртвых.

Я сбавила шаг, невольно задумавшись о том, каково было герцогу Удо приходить сюда.

Каково это вообще — стоять над собственной могилой?

История о его смерти в своё время стремительно разошлась по округе. Она была красивой, диковиной и трагичной — таинственным образом погибший герцог-колдун, тело которого так и не нашли, его невесть откуда взявшийся брат, молодая и прекрасная вдова, вышедшая замуж за этого брата, даже не доносив траур.

Пусть едва слышным шёпотом, но герцога Бруно и герцогиню Мирабеллу подозревали во всяком.

Когда три года спустя герцог Удо вдруг вернулся живым и здоровым, немало оказалось тех, кто счёл его неупокоенным духом, обречённым на вечное скитание призраком, которому отказано в посмертном покое за злые дела, которые он творил на земле.

Я способна была поверить во многое, но Удо Керн совершенно точно был живым человеком из плоти и крови. Весёлым, злым и очень сильным.

Довелось ли ему в самом деле умереть и вернуться из мёртвых, когда барон Монтейн сделал с ним то, что хотел?

Как скоро после церемонии он увидел свою могилу и как долго стоял над скорбным камнем?

Пытаясь поставить себя на его место, я находила, что мне не хотелось бы увидеть собственное надгробие.

Остановившись в нескольких шагах от склепа, я сделала глубокий вдох.

Нужно было всего лишь свернуть за угол, подойти к входу и…

Что?

Ступить внутрь?

Или переминаться с ноги на ногу, дожидаясь, пока выйдет Вильгельм?

Я не знала, как давно он ушёл, а он, в свою очередь, мог провести внутри и час, и два, и весь день.

Разве сама бы я не потеряла счёт времени, доведись мне оказаться на его месте?

Что бы я могла и хотела сказать человеку, перевернувшему мою судьбу так круто и необратимо, как его судьбу изменила Одетта Лейн?

Поблагодарить? Покаяться? Проклясть?

Почти десять лет прошло со дня её смерти, а он едва ли мог бывать здесь прежде.

Заправляя волосы за ухо, я поняла, что он пришёл для того, чтобы помолчать. Без слов, без единого звука оплакать и её бессмысленную раннюю кончину, и того пылкого наивного юношу, что забирался на балкон графского замка, рискуя жизнью, лишь для того, чтобы подержать свою возлюбленную за руку.

Я не должна была входить туда.

Даже на глаза ему сейчас не должна была показываться.

Не после того, как попросила его взять меня с собой, и он взял. Меня, чужую, безразличную ему, по большому счёту, женщину.

Если бы та, кого он любил больше жизни, плача просила его об этом, вряд ли на свете нашлась бы сила или разумный довод, способные его удержать.