Книга Хризолит и Бирюза, страница 183 – Мария Озера

Она остановилась прямо напротив меня. Ее глаза, темные и холодные, впились в меня с такой силой, что я едва удержалась, чтобы не опустить взгляд. Лицо девочки было напряжено, губы поджаты, словно она пыталась сдержать поток слов.

— Ты… — начала она, но осеклась, словно сама не ожидала, что решится заговорить. Голос дрогнул, предательски выдав внутреннюю бурю.

Я попыталась улыбнуться, надеясь смягчить эту ледяную атмосферу:

— Пирог почти готов, — сказала я ровно, осторожно, будто боялась спугнуть тонкую грань между ее гневом и сдержанностью.

Агнесс медленно кивнула, но в этом движении не было ни капли доверия. Ее взгляд был напряжённым, недоверчивым — не к моим словам, а к самой моей улыбке. Она знала. Она видела то, что мы с Лоренцем так отчаянно пытались скрыть. И это знание отравляло ее, как яд в крохотной капле.

Я чувствовала, как эта девочка — княжна, привыкшая к роскоши и вниманию — держит себя в руках лишь усилием воли. Её глаза, сверкающие злостью, напоминали огранённые драгоценные камни, отражающие не свет, а боль. Я же, ощущая нарастающее напряжение, прислушивалась к звукам печи: тихое потрескивание углей, шорох движений Лоренца, его негромкое ворчание. Он наклонялся к пирогу, проверяя тесто, и каждый его уверенный жест, каждая улыбка, которую могла заметить Агнесс, только подливали масла в огонь.

— Нечего тут сидеть, — вдруг резко сказала она, нарушая вязкую тишину. Голос звенел, как удар хрупкого стекла. — Тут вообще-то едят.

Я почувствовала, как к горлу подступает раздражение, но заставила себя остаться неподвижной, не выказывая эмоций. Агнесс сделала шаг вперед. Пространство между нами мгновенно сжалось, воздух стал густым.

— Лоренцу не нужны такие, как ты, — произнесла она тихо, но с ледяной ясностью. Слова её были холодны, словно зимний ветер, проникающий под тонкий шелковый платок.

Я знала, что это не просто детская обида — это был расчетливый удар, способный поколебать любого. Внутри меня бушевала борьба: защитить свои чувства или промолчать, понимая, что объясняться с ней — значит придавать словам вес. Соревноваться с ребенком в жестокости — что может быть глупее? И всё же эта маленькая княжна была вовсе не ребёнком. В её взгляде светилась ранимая, но гордая душа, привыкшая получать желаемое.

— Мы все здесь ради пирога, — наконец произнесла я, стараясь вложить в голос лёгкость, но ощущая, что попытка разрядить обстановку звучит фальшиво. В глубине души я понимала: просто так Агнесс не отступит.

— Низ чуть подгорел, но верх румяный и пахнет отлично! — бодро воскликнул Лоренц, вытаскивая из печи форму. Он осторожно поставил её на большую деревянную доску, от чего стол чуть дрогнул.

Я первой отвела взгляд от Агнесс, не желая втягиваться в её молчаливую дуэль. Сосредоточилась на аромате свежей выпечки: сладкий запах корицы и терпкая кислинка клюквы растекались по кухне, пытаясь прогнать напряжение, повисшее в воздухе. Но девочка продолжала сверлить меня взглядом — холодным, упорным, будто пыталась найти трещину в моих мыслях, прочитать меня, как открытую книгу. Внутри меня всё ещё бушевали эмоции, но я не собиралась уступать.

— Если бы вы внимательнее следили за ним, ничего бы не пригорело, — недовольно пробормотала Агнесс, усаживаясь за стол напротив пирога. Её тон был язвительным, слишком взрослым для её лет, и ясно давал понять: задеть она хотела именно меня.