Книга Хризолит и Бирюза, страница 184 – Мария Озера

Мы с Лоренцем переглянулись, и он, словно оправдываясь, пожал плечами, одарив меня мягкой, примиряющей улыбкой.

— Кто хочет разрезать со мной? — спросил он весело, будто не замечая повисшей между нами тяжести. Но я знала: он тоже чувствовал эту тень, липкий холод недосказанности.

Агнесс чуть приподняла брови и кивнула — неожиданно робко, словно её колкость мгновение назад не существовала вовсе. Этот кивок показался мне почти детским, и всё же её глаза оставались серьёзными.

Решив, что и мне нужно чем-то занять руки, я принялась рыться в ящиках кухонного шкафа в поисках ножа. Кухня, с её массивной мебелью из тёмного дуба и медной посудой на крючках, напоминала уютный островок тепла в холодном поместье. Пламя лампы отбрасывало мягкие золотистые блики на латунные ручки шкафов, а запах выпечки смешивался с ароматом дровяного дыма.

Найденный нож Лоренц ловко выхватил его у меня из рук, играючи, с улыбкой, будто нарочно разряжая обстановку. Я легонько стукнула его по плечу, и он театрально схватился за него, изображая страдание, от чего у меня невольно дрогнули губы.

— Давай вместе, — предложил он Агнесс, протягивая ей нож, держа лезвие и рукоять так, словно вручал не кухонный прибор, а рыцарский клинок. Она с важностью приняла его и шагнула ближе. Лоренц, наклонившись к пирогу, начал осторожно разрезать золотистую корочку руками Агнесс, которая невольно смотрела на процесс с сосредоточенностью миниатюрной императрицы.

Мы все трое невольно оказались по одну сторону. Даже я поймала себя на том, что наблюдаю с интересом, забыв на миг о тяжёлых взглядах и уколах слов. В нос ударил терпкий запах клюквы, смешанный с корицей — её они явно пересыпали, но, похоже, ошибка пошла только на пользу нашему пирогу. Запах был тёплым, обволакивающим, как добрый сон в морозную ночь.

* * *

До самого вечера мы сидели за дубовым столом, осушая бесконечные кружки горячего чая, а мягкий свет керосиновой лампы ложился на столешницу золотистыми пятнами. Лоренц, как истинный хозяин вечера, даже уговорил служанку достать из зимних запасов облепиху, чтобы приготовить мне мой любимый чай — густой, янтарный, с терпкой кислинкой, согревающей изнутри. Для Агнесс он устроил целый маленький праздник, отправив посыльного в ближайший ларёк за мороженым.

Разговор тек плавно, переходя от политики и экономики до интимных тем семьи и планов на будущее. Лоренц говорил спокойно и уверенно, каждое его слово было точно расставленным акцентом, а шутки — тонкими ироничными вспышками, из-за которых за окном метельный вечер казался почти домашним. Он был внимателен к каждому, словно умел удерживать внимание собеседника, и эта черта делала его компанию особенно притягательной.

Агнесс задумчиво глядела в пляшущие языки огня. Свет от пламени выхватывал её тонкое лицо из полумрака, золотил каштановые волосы, и в этот момент она выглядела не девочкой, а юной барышней из портрета старинного альбома. Её мысли витали между прошлым и настоящим — между детством, когда зима была праздником, и этим вечером, где уютная атмосфера почти стирала будничную серость. Иногда она встревала в разговор, тихо, словно боясь разрушить невидимую магию, но каждое её слово звучало глубоко, словно несла в себе тайну.

Я заметила, с каким восхищением она порой смотрит на Лоренца. Он был для неё чем-то большим, чем просто друг семьи: внимательный, образованный, харизматичный — словно изящная иллюстрация из столичного журнала. Его лёгкий смех зажигал в её взгляде огоньки вдохновения, и в эти мгновения Агнесс казалась ребёнком, который впервые поверил в чудо. Их взгляды и тихие улыбки, словно невзначай обменянные, наполняли комнату невысказанным теплом.