Книга Хризолит и Бирюза, страница 192 – Мария Озера

Сердце неустанно болело за Нивара. Я видела его почти каждый день в клубе Жизель, но он словно воздвиг между нами непреодолимую стену. Он не подходил, не улыбался, не выказывал никакой привязанности. Только его зелёные глаза, полные невысказанной печали, прожигали меня насквозь, превращая душу в груду осколков.

Я пыталась оправдать его холодность. Наверное, он был поглощён работой — переговорами с Ольгардом, государственными делами, всем тем, что требует времени и сил. Но это не облегчало боль. Каждый раз, когда наши взгляды пересекались в клубе, я тщилась выглядеть безупречно: надевала самые красивые платья, распускала волосы, старалась держаться грациозно, будто бы он всё-таки смотрит. Но мои попытки разбивались о его молчание.

Я злилась на себя за эти чувства, за то, что позволяю себе слабость. Почему я не могу просто перевести дыхание и забыть его? Но стоило ему появиться, стоило его плечу мелькнуть в толпе, как сердце предательски начинало биться сильнее. Я напоминала себе пленницу собственного сердца — без ключей, без надежды на освобождение.

— Я думаю, что нежно-голубые тона подойдут к этому мероприятию гораздо больше, — Агнесс вытянула из моих расслабленных пальцев образцы и принялась их рассматривать своим художественным взглядом. — Это будет означать наступающую зиму и… подходит к моим глазам.

Из угла кабинета донёсся сдержанный смешок. Лоренц стоял у высокого книжного шкафа и листал старый фолиант, лениво скользя пальцем по строкам, но явно не особо вчитываясь.

— Ну а что? — княжна вскинула голову, изображая оскорблённую невинность. — В конце концов — этот праздник проводится благодаря мне.

— Экзамены-то ты готова сдавать, Великая Княжна? — дразнил ее Лоренц, пользуясь расстоянием между ними.

Агнесс метнула сначала искру в Лоренца своими глазами, а потом схватила со стола какой-то образец снежинки из картона и попытала удачу, направляя его прям в голову графу. Лоренц громко засмеялся, избежав столкновения с предметом, сделав всего лишь шаг в сторону.

Я устало откинулась на спинку стула, устремив взгляд в пустоту. Весь этот детский обмен колкостями лишь подчёркивал тяжесть того, что надвигалось.

— Лоренц, — произнесла я холоднее, чем собиралась. — Мы должны быть готовы к недовольству народа, когда объявим Агнесс наследницей. Нужны доказательства. Что у нас? Только слово твоего отца?

— Императорский доктор, — уверенно ответил он, наконец повернувшись ко мне.

— Этого мало, — выдохнула я, потирая переносицу.

— Времена тяжёлые, — пожал плечами Лоренц. — И Маркс сам загнал себя в угол. Никто не рискнёт его поддержать…

— Но народ предпочёл бы взрослого, опытного правителя, чем девушку, едва окончившую школу, — прервала я его.

Слова вырвались слишком резко. Взгляд Агнесс мгновенно потемнел, и я услышала её тихое, почти неразличимое бурчание: «Ну спасибо».

— Я просто пытаюсь сказать, что зрелость и опыт играют ключевую роль в управлении, — продолжила я, стараясь смягчить своё недавнее замечание.

Лоренц задумался, и я почувствовала, что он не совсем согласен, но не хочет перечить. Агнесс, напротив, смотрела на меня с укоризной. В её взгляде сквозила горечь, и я поняла, что мои слова задели её больше, чем я предполагала.

— Все мы когда-то были на начале своего пути, — произнесла она спокойно, но с лёгким тоном пренебрежения. — Возможно, именно молодость и свежий взгляд способны изменить устоявшиеся традиции. Может быть, нам всем стоит внимательно прислушаться к новым голосам, а не зацикливаться на старых идеях.