Книга Хризолит и Бирюза, страница 348 – Мария Озера

Я замерла, глядя в его глаза, и сердце замедлило ритм, будто само знало, к чему он ведёт.

— На следующий день я отправился в лазарет, — произнёс он почти шёпотом, и уголки его губ дёрнулись, будто он хотел улыбнуться, но не смог. — И вынудил доктора раскрыть мне врачебную тайну.

Сквозь ледяной ветер его голос достигал меня, словно тёплый луч, пробившийся сквозь завесу метели. Я подняла глаза на него — в них стояла вина, такая острая, что казалось, она ранит и его самого.

— Моё сердце разрывается от мысли, что я позволил тебе пройти через это, — выдохнул он, словно каждое слово было признанием и мукой.

— Но сейчас мы есть друг у друга, — прошептала я, и на его лице мелькнула слабая улыбка, больше похожая на отчаянную надежду. Его ладони, обожжённые холодом, легли на моё лицо. Он осыпал его поспешными, дрожащими поцелуями, будто боялся, что метель в следующую секунду разлучит нас навсегда.

Внезапно он отстранился. Его глаза расширились, непривычно растерянные. Я впервые видела в нём эту хрупкость, почти детскую — он не знал, что делать дальше, и потому держался за меня, как за последнюю опору. Ветер, кружившийся вокруг, стихал, словно сам мир, усталый от бури, уступал место нашей близости.

Он снова коснулся моей щеки, и его пальцы прошли по ней так нежно, что я едва не зажмурилась. Между нами росло напряжение — тихое, но опасное, как искра, готовая воспламенить запретное пламя.

Его губы осторожно накрыли мои. Поцелуй был влажным от слёз и горьким от боли, но вместе с тем — полным такой нежности, что сердце моё забилось в унисон с его дыханием.

На миг исчезло всё: метель, дорога, тьма. Оставались только мы — двое, заключённые в это мгновение, словно в стеклянный шар, где кружился снег и пылала наша тайная, страшная, но живая надежда.

Как будто в ответ на наш поцелуй снежный ветер вокруг стих; лишь лёгкий шёпот снежинок напоминал о холоде, который вёл свою бесконечную борьбу с теплом, разгоревшимся в нашей груди. Я прижалась к нему крепче, запоминая каждую черту — строгий овал лица, линию скул, хризолитовый блеск его глаз, горящих волнением и страстью.

— Мы справимся, — наконец произнёс он мне прямо в губы. Его голос был не просто уверенным — в нём звучала клятва. Я кивнула, ощущая, как во мне поднимается новая сила. Страх больше не имел власти надо мной. Вместо него пришло понимание: мы не одни, и вместе сможем пройти через любое испытание.

— Я написал тёте письмо, — его взгляд стал твёрдым, как сталь, и от этой серьёзности мне стало холодно и спокойно одновременно. — Она примет тебя у себя и будет заботиться. Я буду приезжать, как смогу… хотя бы раз в месяц.

— Нивар… — мой голос дрогнул.

Он сжал мои руки так, что пальцы уткнулись в его ладони, и тихо, но отчётливо сказал:

— Я люблю тебя, Офелия. И если придётся — я умру, чтобы ты жила.

Я застыла, пытаясь осмыслить его слова. Мир вокруг нас растворился, исчезли шум моря, хруст снега под сапогами. Осталась только эта связь, как тонкая, но крепкая нить, натянутая между нами. Снег продолжал падать, создавая мягкий кокон, в который мы будто укутались.

Я всматривалась в его лицо, где горели хризолитовые глаза — огонь, который был необходим мне в эту зиму. Я обняла его крепче, осознавая: как бы ни сложились наши судьбы, эта любовь будет жить во мне, как дыхание.