Книга Хризолит и Бирюза, страница 346 – Мария Озера

Пауза в воздухе стала почти осязаемой — плотной, как грубая ткань, которой стянули нам лица. Молчание разливалось по залу, как вязкая смола, поглощая остатки звуков. Я чувствовала, как напряжение становится почти физическим, словно тучи собирались в этом помещении, готовые разрядиться грозой.

У каждого наследника за спиной была своя история, но сейчас они стали лишь свидетелями безмолвного поединка, где каждое движение, каждый вздох имел вес. Воздух слипался, прилипал к коже, и казалось — вот-вот раздастся гром.

Все взгляды, включая мой, умоляющий, были обращены к моему отцу. Он слишком хорошо знал, чем чревато для меня любое соприкосновение с Герцвердами, чем это может обернуться. Но я знала его ещё до того, как узнала правду о нашем родстве. Я знала, на что он способен. И всё же — надежда упрямо шептала, что он не сможет так со мной поступить.

Я ловила себя на желании увидеть вспышку гнева Лазара, услышать, как он резко откажет сыну, назовёт эту просьбу безумием, но он лишь сидел. Молчаливый. Напряжённый. С каждым мгновением его пальцы сжимались в кулаки всё крепче, суставы белели. Он будто сдерживал нечто гораздо сильнее гнева.

А может, это и был их общий план? Заманить меня на их территорию, сделать частью рода, а дальше — действовать, как сочтут нужным. Вирдумлар — это их земля, и формально, оказавшись там, я была бы «отдана» им навсегда.

— Я благословляю этот союз, Дмиден Герцверд, — наконец произнёс отец. Голос его был ровным, но в этой ровности слышалась угроза, как в тихом шелесте стали.

Мир вокруг меня рухнул. В следующее мгновение я срываюсь с места. Стул опрокидывается, вилки и бокалы падают на пол с резким звоном, кто-то восклицает. Я, не разбирая дороги, бросаюсь к выходу.

— Офелия! — крик Нивара прорезает зал, он тоже вскакивает, опрокидывая стул. Шум шагов доносится за моей спиной.

Иден же остаётся стоять. Он убирает руки за спину, медленно проводит языком по зубам и чуть наклоняет голову, наблюдая за всей сценой так, будто она была заранее срежиссирована.

Сердце колотилось так, словно пыталось вырваться из груди, гул его бился о виски. Мысли кружились, как стайка ворон, не давая сосредоточиться. Зачем я позволила себе снова влезть в этот мир лжи и обмана? Все попытки состроить нормальную семью — мираж. Отец радовался обретённой дочери не ради меня, а потому что это было политически выгодно, особенно когда отношения с другой страной держались на тонком льду чужого терпения. Он остался таким же, каким и был. Если и любил когда-то мою мать — то то время прошло. И никакая память, никакая скорбь о ней не помогут мне.

— Офелия! — голос Нивара прорезал воздух, догоняя меня у массивной двери. Я толкнула створку, чувствуя, как ледяной ветер с метелью бьёт в лицо, колет кожу, как тысячи иголок.

Я обернулась. В его глазах не было желания вернуть меня за тот стол, обратно в круг лиц, которых я никогда не могла по-настоящему полюбить. Этот союз — не про счастье. Он про долги и обязательства, про пути, ведущие не туда.

— Ты не понимаешь! — выкрикнула я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам и тут же замерзают на ветру.

Нивар молча набросил на мои плечи меховую мантию — тёплую, тяжелую, как обещание — и крепко взял меня за руку, увлекая прочь, в объятия неспокойной стихии. Помня о том, что я до сих пор боязливо отношусь к автомобилям, он ведёт меня не к гаражу, а к конюшне. Там, среди паров дыхания лошадей и скрипа снега, он седлает коня, помогает мне взобраться и садится впереди, вынуждая обнять его сзади.