Книга Хризолит и Бирюза, страница 8 – Мария Озера

Возле ратуши, у фонтана, нас ждала машина. Абсолютно чистая. Новая. Словно только что выкатилась с заводского конвейера и чудом оказалась здесь — в самом сердце запылённого, бедного Нижнего города. Она не просто выделялась — она выпячивалась, как белая кость среди чёрной земли.

Мне сразу стало не по себе. Я машинально оглянулась, настороженно всматриваясь в прохожих. В надежде, что никто не узнает меня. Что никто не поймёт, куда я сажусь. Что это не для меня. Что всё это просто мимо.

Но ни старики на лавках, ни уличные торговцы, ни вечно спешащие работяги не обратили внимания — только две девочки лет тринадцати. Они стояли чуть в стороне и с восхищением провожали взглядом Кристу. У неё было всё, что нужно, чтобы заворожить: высокая, пышная, уверенная. Её облегающее зелёное платье переливалось при движении, а каблуки гулко стучали по камню, будто отбивали ритм её триумфа.

Я поймала взгляд одной из девочек и замерла — в ней я узнала себя. Ту, старую, маленькую Офелию, что когда-то так же смотрела вслед Жизель, уезжающей в кабриолете, в другой, недосягаемый мир. Смотрела и мечтала, и злилась, и завидовала — всему сразу.

Я прикрыла глаза на секунду и, не оглядываясь больше, нырнула в салон машины. Тёплая кожа сидений пружинила подо мной. Внутри пахло дорогим табаком, кожей и чем-то таким, что не поддаётся точному описанию, но сразу кричит: богатство.

Дверь захлопнулась с глухим, решительным щелчком, уведомляя меня о том, что назад пути больше не было.

Стоило мне лишь перешагнуть порог апартаментов, как в нос ударил плотный, свежий запах лаковых поверхностей, новых обоев и чуть уловимый аромат розового дерева и сухого табака — будто хозяин недавно покинул комнату, оставив за собой дыхание респектабельности. Всё здесь дышало недавним ремонтом, богатством, изысканностью. Цветовая палитра — светлая, с благородными серо-голубыми акцентами — умиротворяла глаз, как ясное небо над Мараисом.

Комнаты были обставлены с поразительной тщательностью: без излишеств, но в каждой детали чувствовалась рука искусного декоратора и неограниченные средства. Стены затянуты шелковыми обоями с тонким серебряным тиснением, словно иней по утреннему стеклу. Полы — паркетные, с мозаичным рисунком, частично прикрыты мягкими коврами, ворс которых пружинил под ногами.

Мебель изготовлена из тёмного ореха и красного дерева, с инкрустацией из золочёной бронзы, перламутра и даже слоновой кости — нечто, что позволено лишь избранным. На стенах — подлинники и реплики мастеров западной школы, в тяжелых золочёных рамах. На резных полках из палисандра — издания в сафьяновых переплётах, с тиснением по корешку, и редкие безделушки: фарфоровые статуэтки, часы с боем и миниатюрные изображения Святого Рода в эмали.

Апартаменты включали несколько комнат — гостиную, столовую, библиотеку и спальню — и каждая из них словно рассказывала о времени, о вкусе, о статусе.

В гостиной доминировал массивный камин из белого мрамора с тонкой резьбой по краям. На каминной полке покоилась венецианская ваза с засушенными розами, а над камином — зеркало в потемневшей серебряной раме, специально состаренной, чтобы не резало глаз новизной.

В столовой — длинный стол из белёного дуба, отполированный до зеркального блеска, окружённый стульями с высокими изогнутыми спинками, обтянутыми гобеленом ручной работы. На столе — хрустальные солонки, канделябры, сервиз с императорским клеймом.