Книга Нелюбимая жена-попаданка для герцога, страница 65 – Ульяна Соболева

Он обнял меня, прижал, накрыл одеялом. Долго не отпускал. Мы лежали: слипшиеся, запыхавшиеся, тихие.

И вот так, подумала я, врач, женщина за семьдесят... стала наконец девственницей с послевкусием герцога. Забавно. И приятно. И пусть хоть камни с неба.

Проснулась я не сразу. Сначала — тепло. Вес его руки на моей талии. Медленное, тяжёлое дыхание у самого уха. Пахло кожей, пеплом из камина и чем-то... им.

Натуральным, настоящим. Самцом.

Он не спал. Я чувствовала, как его грудь ритмично поднималась, щекоча мне спину.

Он лежал, уткнувшись лбом в мои волосы, и просто держал. Не жадно — намертво.

Как будто боялся, что я исчезну. Или превратилась во снющееся.

Я пошевелилась — не для побега, а чтобы ещё чуть-чуть к нему. И его пальцы на моей талии сжались. Слегка. Но решительно.

— Не шевелись, — выдохнул Райнар. Голос — хриплый, утренний. — Я пытаюсь убедить себя, что ты не сон. Что я действительно... в тебе был.

Во мне, да. Целиком. И глубоко. Если бы не юность этого тела, я бы, как врач, уже прописала курс мазей и обезболивающего. Но тут, похоже, исцеление шло от самого источника заражения.

— это не сон, — прошептала я и повернулась к нему. Он выглядел, как мужчина после боя — с лихорадкой в глазах, с тонкими линиями усталости и следами поцелуев, которые я сама же на нём оставила.

Он провёл пальцем по моей щеке, по губам. И поцеловал. Не спеша. Не жадно. Как будто я была раной, которую он боялся разорвать.

— Я был... груб? — спросил он, перебирая мои волосы.

— Ты был... хм, анатомически точен. И бережен. Ну и, — я прикусила губу, —чертовски эффективен.

Он рассмеялся — хрипло, с рывком в груди.

— Не говори это так официально. Я же слышал, как ты теряла голос, когда стонала подо мной... когда шептала «ещё»

— Райнар... — простонала я, но он накрыл мои губы поцелуем — ленивым тёплым, как свежее молоко.

ЕГО ладонь скользнула между моих бёдер. Он коснулся вечно голодной жемчужинки.

— уже уверенно, зная, как, где, с какой силой. Я выгнулась, тело отозвалось сразу.

— и то было почти неловко: даже утром? серьёзно?.

Он снова ласкал вершинки груди, долго сладостно. И вошёл в меня прижимаясь сзади медленно, с той самой бережностью, которую я как врач могла бы записать в клинический случай: «пациент обеспечивает равномерную стимуляцию и стабильное проникновение при полном осознании эмоционального фона партнерши».

Мы не говорили. Только дыхание. Его губы у моего виска. Мои руки на его затылке, запрокинутые назад. Сжатые пальцы. И сладкое, затяжное растворение.

Когда всё стихло, он не ушел. Не встал. Только прижал меня крепче, как будто если ослабит — всё исчезнет.

— Я тебя не отпущу, Вайнерис, — тихо. Упрямо. Как клятва. — Даже если ты сбежишь. Даже если будешь меня ненавидеть. Ты моя. Навсегда.

Я положила ладонь ему на грудь. Под ней билось сердце — сильное, ровное. С легкой аритмией после марафона.

— И ты мой, — ответила я. — До самой клинической смерти. А может, и дольше.

Я не сразу поняла, куда он меня тащит. Сначала — его рука на моей талии. Потом — холодный каменный пол под босыми ногами. Потом запах лаванды.

— Ты хочешь меня искупать? — приподняла бровь я.

— Я хочу трогать тебя, и иметь на это приличный повод, — ответил он. — И ты еле стоишь. Я виноват. Хочу компенсировать.

Он распахнул дверь, и я замерла. Ванна. Большая. Мраморная. С паром. Светом от свечей. Почти как в кино, где главную героиню играет кто-то с идеальными губами.