Книга Генерал дракон моей сестры, страница 69 – Кристина Юраш

Я лёг на её кровать. Не раздеваясь. Не снимая мундира, который душил меня сильнее, чем цепи.

И лёг, прижавшись губами к её подушке — так, будто это был последний поцелуй перед казнью.

Так, будто в этой тишине я мог позволить себе быть не генералом… А чудовищем, которое желает ее больше всего на свете.

Придет ли она?

Я отпустила ручку.

Тихо. Бесшумно.

Как будто отпускала не дверь — а последнюю нить, связывающую меня с собой, с моими желаниями, с моим искушением.

Променять сестру на несколько часов страсти? Нет! Разрушить доверие ради нескольких секунд сладкого экстаза? Нет!

Я вернулась к кровати, чувствуя, как душа разрывается от боли.

Легла.

Притянула к себе край одеяла, будто он мог укрыть не тело, а стыд, желание, грязную, алчную тоску, что рвёт меня изнутри и требует, чтобы я немедленно бежала к нему.

Витта во сне протянула руку и положила её мне на плечо.

Тёплая. Доверчивая. Спящая. Как будто говорила: «Я здесь. Я с тобой. Ты не одна».

Но я была одна. Потому что моя душа уже ушла.

Она стояла у его двери и ждала.

Тьма накрыла меня мягко — не как забвение, а как пелена, сотканная из усталости и боли.

Я наконец-то засыпала.

Не умирая, не сражаясь, не думая о его губах на моей шее… А просто — засыпала, как будто ещё оставалась человеком. Я чувствовала боль и гордость за себя и за свое решение. За свое мужество. За то, что сумела побороть соблазн.

И в этой тишине — словно сквозь сонную пелену — я услышала:

— Хорас…

Тихо. Так тихо, что, будь это не ночь, я бы подумала — мне показалось.

Но в темноте, где сердце бьётся громче слов, я отчётливо услышала голос сестры.

Я открыла глаза.

Комната спала, погруженная в синеву лунного света. Огонь в камине почти угас, оставив лишь тлеющие угли. Сестра лежала рядом, свернувшись клубком, как ребёнок. Её дыхание — ровное, почти безмятежное.

Но по щеке — медленно, беззвучно — скатилась слеза и упала прямо в подушку, оставив мокрую точку, которая просохнет к утру.

Я не двинулась. Не спросила. Просто… прижала её к себе. Осторожно. Как хрупкую птичку, уставшую от полёта.

Она выдохнула — глубоко, с облегчением, как будто мои руки были тем пристанищем, которое она так долго искала во сне.

Витта прижалась крепче, уткнувшись лбом мне в грудь.

— Хорас… — прошептала она снова — уже не как зов, а как мольба. Как прощание.

Моё сердце сжалось.

Котёнок, свернувшись у изголовья кровати, тихо мурлыкал, не понимая, что его имя — не просто шутка. Что за этим словом — разбитое сердце. Что имя дворецкого — последнее, что она может себе позволить.

Я гладила её волосы, не зная, кого она потеряла. Лучшего друга или любимого.

И в голове — вспыхнула чудовищная, предательская мысль:

А я так же шепчу во сне?

А если так же зову по имени — Гессен — с тем же отчаянием, с той же болью?

Я представила, как вижу себя со стороны: сплю рядом с сестрой, а во сне прижимаюсь к подушке, шепчу его имя, слёзы текут, пальцы сжимают ткань, будто пытаясь удержать его.

И тогда я поняла. Витта не просто дала котёнку имя — она похоронила в нём свою любовь. Спрятала её туда, где никто не увидит. Никто не осудит. Никто не скажет: «Как ты посмела? Ты — леди. А он — слуга!».

Потому что бабушка никогда бы не позволила выйти замуж за слугу.

Даже если бы Витта стояла на коленях. Даже если бы клялась, что умрёт без него.