Книга Тамара Васильевна меняет профессию!, страница 55 – Анжелика Роуз

Сначала я вздрогнула от неожиданного прикосновения к воспалённой коже. Странное ощущение — его шершавый язычок на раненом плече — вызвало волну мурашек по всему телу.

С каждым прикосновением его язычка пульсирующая боль отступала, сменяясь покалыванием, а затем — блаженным онемением.

И я сдалась. Сил сопротивляться не было. Да и боль в плече начала угасать…

Гераська работал сосредоточенно, его тельце под тонкой тканью больничной распашонки чуть подрагивало от усердия.

Постепенно мои напряжённые мышцы расслабились, дыхание стало глубже и ровнее.

Когда я проснулась, была глубокая ночь.

Медицинский корпус преобразился – вместо безжизненного стерильного пространства я оказалась в мире теней и приглушенных звуков. Лунный свет проникал сквозь высокие витражные окна, рисуя на полу бледные многоцветные узоры.

Магические сферы света почти погасли, оставив лишь слабое голубоватое свечение по периметру палаты. Зачарованная ширма вокруг моей койки мерцала теперь сильнее, переливаясь серебристыми нитями, словно живое существо.

В тишине ночи обострились другие чувства. Я слышала тихое дыхание других пациентов за непроницаемыми ширмами – размеренное и глубокое с левой стороны, прерывистое и беспокойное справа.

Где-то вдалеке капала вода – медленно, гипнотически, отмеряя секунды в этом застывшем пространстве.

Моё тело казалось тяжелым и чужим. Голова была заполнена ватой, мысли двигались медленно, с трудом, как будто преодолевая вязкое сопротивление. Проклятый настой явно содержал что-то помимо валерианы и сонной пыльцы.

Я начинаю шарить рукой по одеялу в поисках Гераськи и чуть не вскрикиваю от осознания, что его нигде нет!

Паника, словно ледяная волна, резко накрывает меня с головой…

В отчаянии я сбрасываю одеяло, заглядываю под подушку, под кровать, готова перевернуть всё вверх дном, лишь бы найти его. Сердце гулко стучит в груди, руки начинают дрожать.

Тревога острыми когтями вцепилась в сердце. После всего пережитого потерять Гераську казалось невыносимым.

Я заглянула под койку — нет его! Нет! Мой взгляд лихорадочно обшаривал каждый сантиметр, ища хоть малейший признак присутствия Гераськи.

Я вскочила с кровати, не обращая внимания на холод каменного пола под босыми ногами. Тонкая больничная сорочка едва защищала от ночной прохлады.

Я прыжком оказалась у занавески, разделяющей койку от общей палаты. Тяжелая ткань колыхнулась от моего резкого движения. Но к своему великому удивлению и возмущению обнаружила, что не могу пройти.

Мои руки уперлись в невидимую преграду — воздух перед занавеской уплотнился, став похожим на упругий стеклянный барьер. Я почувствовала лёгкое покалывание в кончиках пальцев — явный признак магической защиты.

Да это ж тюрьма! Самая настоящая!

Осознание ударило меня, как волна ледяной воды. Я не пациент — я заключённый.

Горечь и возмущение поднялись в груди, смешиваясь с нарастающим страхом за Гераську. Я лихорадочно начала ощупывать невидимый барьер, ища слабое место, брешь, что угодно, что позволило бы мне выбраться.

Сквозь шторы проглядывала лишь небольшая щель, через которую сочился тусклый свет из коридора. Щель была едва заметна — тоненькая линия, где ткань не совсем плотно прилегала к стене. Через неё едва мог бы протиснуться мой кулак, не то что человек.