Книга Слабость Берсерка, страница 2 – Дарья Верескова

— Как ты так, дочка, — с жалостью в голосе произнесла старенькая, совсем седая женщина, сидящая слева от меня. — Сколько лет тебе?

— Восемнадцать… Ещё год — и они не смогли бы… — я всхлипнула, не веря, что не дождалась своей церемонии вступления в возраст.

Я ведь ждала, надеялась, что в тот день кто-то придёт и попросит моей руки — может быть, тот, кто украдкой наблюдал за мной, любовался издалека.

Какая глупость!

Я почти на голову возвышалась над всеми женщинами архипелага и на полголовы — над мужчинами, в деревне, где ценятся хрупкие и нежные девушки. И сколько бы мама ни заматывала мои ноги, пытаясь сделать их меньше, сколько бы ни стягивала грудь и рёбра, сколько бы ни ограничивала в еде — я всё равно росла быстрее и становилась сильнее, чем мои семеро сестёр и единственный брат, вокруг которого всегда вертелось всё внимание.

— Восемь девок, — грязно и пьяно ругался отец. — Восемь девок! Где мы им мужей найдём⁈ У нас и так в деревне мужчин не хватает!

Конечно, не хватает… иначе почему моя мать — такая работящая и хозяйственная — всё ещё остаётся с отцом, который начинает пить с восходом солнца, чтобы опохмелиться? Даже соседки отзываются о нём с отвращением, но мама каждый раз только вздыхает: «Лучше такой, чем никакой».

А я мечтала о другом.

Теперь любые мечты можно было выбросить. Чёрная, грубая повозка работорговцев везла меня в незнакомые земли, и думать о каком-либо счастливом будущем не приходилось.

— Вы знаете, куда нас везут?

— Либо в Ментис, либо в Илизитскую империю, — услужливо ответила старушка, тоже бросив взгляд на потемневшее небо за единственным окном. Она явно разбиралась в местности куда лучше остальных. — Но сперва нас доставят лодками в Айзенвейл, а уже потом — по земле.

Айзенвейл…

Я слышала об этом месте — слышала о жестоком рабстве, о бесконечных клановых войнах. Нас, жителей архипелага, давно уже приучили держаться подальше от тех земель.

— Так значит, нас не в Айзенвейл везут продавать?

— Нет, но в Айзенвейле тихонько наберут и других рабов. На Севере многое изменилось… У них теперь новый король, говорят, он сам раньше был рабом и не жалует рабство. Много всякого про него рассказывают — будто и магией древних владеет… но я не верю во все эти байки, — она махнула рукой, а потом устало откинулась к стене. — Хотя, может, тебе туда и было бы лучше — ты вон какая высокая.

— Почему?

— Мужчины в Айзенвейле… любят сильных женщин.

Условия на лодке были почти невыносимыми, и потому, оказавшись на твердой поверхности, многие были готовы целовать землю. Нас держали в трюме, в самом низу, не снимая кандалов, и моя голова почти постоянно находилась у чьих-то вонючих ног.

Но запах — последняя из проблем, которая должна была меня волновать.

Мы пересекали глубокие воды, которые старушка Бринья называла Неспокойным Проливом, когда половине рабов, находившихся в трюме, стало плохо. Возможно, наверху ситуация была не лучше, но между нами было огромное различие.

Они, там, наверху, могли освобождать свой обед за борт. А мы, здесь, в трюме, не могли.

В итоге я с крепким мужичком по имени Урек разделила рабов на два лагеря, перегородив пространство тяжеленными ящиками, которые здесь хранились. Слева, ближе к лестнице, откуда нам спускали еду, находились «больные», а справа — «здоровые», не желающие, чтобы на них вырвало тех, кому уже плохо.