Книга Хрущевка княжны Соколовской 3, страница 66 – Полина Змееяд

Мне даже стало немого обидно за Андрея, который вообще-то не казался плохим человеком. Разве что время от времени вел себя слегка неуместно, но это ведь не преступление.

Однако слова Морозова еще раз подтвердили мои опасения и убедили в том, что Марту необходимо оградить об общения с ее назойливым поклонником любыми способами.

Рассказывать сестрам обо всем, что услышала, я не стала: по пути домой Марта и без того выглядела расстроенной, ни к чему ей сейчас эти новости.

Вечером она сама пришла в мою спальню и, крепко обняв, всхлипнула.

– Скажи, почему так несправедливо? Зачем мне было в него влюбляться, если он – плохой человек? – бормотала она, обильно смачивая слезами мою ночную сорочку.

Мне же оставалось только слушать ее, гладить шелковые светлые волосы и обнимать дрожащие плечи. В прошлой жизни я не раз влюблялась безответно, и потому прекрасно понимала: никакие слова сейчас не помогут.

Утром наш размеренный завтрак прервал стук в дверь. Марина открыла и замерла на пороге, а спустя пару мгновений растерянно позвала меня.

В прихожей я обнаружила Евгению Кречет и того мужчину, которого видела в кабинете.

– Исидор Игнатьевич Немеровский, старший следователь некромантического отдела милиции Калинова Моста, – представился он и кивнул на Евгению. – Это моя помощница, с ней вы уже знакомы.

Я сдержанно поздоровалась, стараясь не выказывать беспокойства. По какому поводу они могли прийти? Из-за того, что я использовала ритуал захоронения, который дала мне Евгения? Или появились какие-то новости по поводу покушения? Или это последствия истории со Снежиным?

– Что привело вас в этот дом? – спросила я, потому что молчание затягивалось.

– Мы вынуждены задать вам несколько вопросов в связи с новыми делом, – ответил Исидор, но понятнее от этого не стало.

– Делом в отношении Владислава Тарковского, – поспешила пояснить Евгения, но говорила это сквозь зубы, будто и сама не радовалась такому повороту событий. – Некий Михаил Юрьевич Морозов заявляет, что он повинен в смерти вашего отца.

От удивления и страха сердце на миг замерло, а потом пустилось вскачь с удвоенной скоростью. Но я не могла позволить себе панику: на меня испуганно смотрели сестры, а следователи спокойно дожидались приглашения войти.

Взяв себя в руки, я проводила их в гостиную и морально приготовилась выслушать. Понимала, что это будет непросто, но до конца не осознавала, насколько: когда Немеровский заговорил, у меня от напряжения уже тряслись руки.

– Буду с вами честен, обвинение в адрес Владислава Игоревича выглядит крайне своеобразно, – сказал он, сверля меня серьезным взглядом. – Если верить словам Михаила Юрьевича и некоторым документам, которые он предоставил, то картина складывается примерно такая: князь Тарковский, который – не отрицайте – стоял за разорением вашей семьи, вынудил вашего отца покинуть этот мир либо с помощью угроз, либо убедив его, что этот шаг совершенно необходим для восстановления чести фамилии. Быть может, ваш отец находился в не совсем вменяемом состоянии в момент этого разговора – подробных данных о том, как именно все произошло, у обвинителя, увы, нет.

– Это какой-то бред, – покачала головой я. – Какими угрозами можно заставить человека совершить такое?

Да и вообще, что у Соколовских за семейная привычка прощаться с жизнью в самый неподходящий момент?