Книга Хрущевка княжны Соколовской 3, страница 83 – Полина Змееяд

– Марго… – она выдохнула это испуганно, так, будто наконец поняла, насколько сильно меня оскорбила. – Ты же не уйдешь?

Вот как запела, стоило только напомнить, что это я тут прикрываю их драгоценные дворянские зады от окончательного краха.

– Я закончу все дела, которые начала здесь. А дальше будет видно. И если ты хочешь, чтобы я, как ты выразилась, «разобралась» с Морозовым, мне понадобится твоя помощь. Сделай так, чтобы участницы твоего клуба начали писать эссе о картинах Шихте – особенно о самых ранних, которые сейчас распроданы и висят в гостиных богатых домов. Мне не важно, как ты будешь их убеждать: можешь обставить это как культурное просвещение, изучение современных тенденций, писательские тренировки – в общем, что угодно. Примеры того, как писать подобные заметки, скоро появятся в газетах, – бросила я, не оборачиваясь.

Наверное, стоило бы говорить с ней помягче, но я тоже не железная и уже устала принимать упреки. Раз мою поддержку и желание помочь приняли за слабость, значит придется действовать иначе.

– Я поняла. Сделаю, – испуганно прошептала Марта.

Кивнув ей, я поспешила спрятаться от этого мерзкого разговора в своей спальне.

Меня душили злость и обида, и хоть я понимала, что доля правды в ее словах есть, но не могла больше слишком сильно себя винить. Я не выбирала это тело и эти проблемы, и такую семью. Но в отличие от их драгоценной сестры не сбежала при первых признаках серьезной беды. Не хотелось обесценивать ее старания, но все же именно я отвоевывала сестер у настырных женихов, я пытаюсь восстановить честь фамилии и хотя бы часть былого капитала. И вот благодарность, которую за это получаю?

Хотелось кричать и кого-нибудь ударить, но вместо этого я переоделась в спортивный костюм и выскользнула из дома. Парочка охранников привычно направились вслед за мной, но держались на расстоянии. Я уже привыкла к их вездесущему присутствию и научилась не обращать на них внимания, поэтому не оборачиваясь направилась к парку.

Солнце уже село, по серому небу тянулись рваные башни облаков. Холодный ветер мягко поглаживал лицо, трепал волосы и наполнял горящую от слишком быстрого бега грудь. Уже совсем стемнело, когда я, обогнув небольшой парк как минимум два раза, остановилась у одной из лавочек и села на нее, безуспешно пытаясь отдышаться. Злоба ушла, вытесненная из тела нагрузкой, но обида все еще саднила в глубине сердца, и вытравить ее оттуда обычной пробежкой вряд ли получится.

Деревянные рейки лавочки впивались в спину, но я все равно прикрыла глаза и не спешила подниматься. Сзади послышался какой-то хруст, но я не обратила внимания: здесь многие выгуливали собак. А когда к лицу чья-то сильная рука прижала вонючую тряпку, сопротивляться стало уже поздно.

«Твою мать…» – последнее, что я успела подумать, прежде чем сознание погрузилось во тьму.

Я возвращалась в сознание медленно. Голову будто заполнил густой туман, все тело нещадно ныло и болело, так что мне даже не сразу удалось понять, в какой позе я нахожусь.

Мало помалу я осознала, что глаза закрывает плотная повязка, руки чем-то сцеплены за спиной, ноги тоже связаны. Наконец, поняла, что лежу на полу. Вокруг пахло сыростью и пылью, и каждый вдох давался с трудом. Сколько бы я не пыталась сосредоточиться и изучить окружающее пространство с помощью стихии, получалось с трудом. Мои попытки привели лишь к осознанию, что воздух в комнате очень разрежен. Его едва достаточно, чтобы дышать, и на мое желание призвать его к действию он почти не отзывался.