Книга Хрущевка княжны Соколовской 3, страница 80 – Полина Змееяд

И все же я провела кончиком ножа по тому месту, где скопилось больше всего краски. Металл наткнулся на что-то мягкое, и поддев это, я вытащила на желтый холст лист бумаги, бесповоротно испорченный краской и настолько дряблый, что даже выпрямить его уже не представлялось возможным.

– Я опоздала. Простите, – признавать поражение оказалось крайне неприятно, в груди все сжалось от обиды на себя саму и на обстоятельства. Если бы не этот дурацкий допрос, я бы поехала за картиной в тот же день! Но что толку теперь рассуждать?

– Не кори себя слишком сильно. Теперь мы по крайне мере знаем, что в этих картинах спрятаны какие-то бумаги. Если они так важны, как ты предполагаешь, то все их уничтожать нельзя. Однако через некоторое время наш творец вполне сможет изготовить копии самых важных картин, и тогда найти оригиналы будет сложнее, – тут же уловил суть происходящего Краузе, пока я стояла растерянная и подавленная внезапным поражением.

– Или надо переманить Шихте на нашу сторону. Если он выйдет из-под покровительства Морозова, то и рисовать для него не станет, – наконец включилась я. Долго горевать о проигрыше – слишком непрактично. Тем более сейчас, когда Анатолий, быть может, уже нарисовал несколько дубликатов.

Те картины, которые стояли в его мастерской… Не были ли они заменой? Хотя если бы были, то он не стал бы так беспечно предлагать мне их купить. Или стал бы, если знал, что меня интересует только одна конкретная?

– Список тех, кто владеет самыми ранними картинами Шихте, у меня уже есть. Но почти все они – уважаемые люди, бизнесмены с неплохой репутацией или мелкие дворяне. Мы не можем инициировать обыски в их домах и офисах без весомых аргументов, Его Величество не даст на это разрешения, – Краузе вернулся к креслу и, усевшись на него, уставился в окно невидящим взглядом.

– Да уж, это на улику не потянет, – я еще пару раз тыкнула кончиком ножа в мокрый лист.

Попыталась потянуться к нему слой и разглядеть хоть какие-нибудь вмятины на листе, но увы, краска не только залила его полностью. Какое-то едкое вещество настолько разрыхлило бумагу, что даже не будь она залита черным маслом, я все равно вряд ли смогла бы что-нибудь на ней прочесть.

– Полагаешь, это сварливый юнец решится предать того, кто его кормит? – спросил Краузе спустя несколько минут тяжелого молчания.

К тому моменту я уже сидела на диване и покачивала в воздухе ножом. С него на платье падали вязкие черные капли, но подол и так уже оказался безвозвратно испорчен: я запачкала его о картину, пока вскрывала ее, и поначалу даже не заметила огромную кляксу на кремовой ткани.

Рассматривая грязное пятно, я невольно усмехнулась. «Пчела на цветке» – пожалуй, достойное название для третьего полотна этой примечательной серии.

– Думаю, это возможно, – кивнула я, с трудом цепляясь за уплывающие мысли.

Столкнувшись с тем, что все снова идет не по плану, я вдруг ощутила внезапную усталость, и теперь приходилось прикладывать силы, чтобы ум оставался ясным.

– Судя по тому, с каким жаром он говорит об искусстве, Шихте и правда верит, что может стать знаменитым художником. У него есть амбиции, а Морозов явно не ценитель современных веяний культуры. Думаю, Анатолия сильно задевает, что его картины используются всего лишь как сосуд для каких-то документов. К тому же, он настолько поверил в себя после недавней выставки, что почти прямо намекнул мне о связи его карин и дел Морозова. Впрочем, ничего нового он не рассказал, но полагаю, ужасно гордился своей смелостью, – продолжила я, откладывая нож на край картины.