Книга Хрущевка княжны Соколовской 3, страница 79 – Полина Змееяд

Кажется, впервые за время нашего знакомства он выглядел действительно заинтересованным в моих словах. Я выдержала небольшую паузу для пущего эффекта, и когда поняла, что Эдуард уже вот вот разразится бранью, все-таки ответила.

– Андрей Морозов.

– Предки меня забудь, ну конечно! Я должен был и сам догадаться, – Краузе прикрыл глаза и потер пальцами висок, тяжело вздохнул и опустился на кресло у рабочего стола.

О картине, которая так и продолжала сиротливо лежать на диване, он похоже и вовсе забыл.

– Мальчишка конечно мало что знает о планах отца, но не может не знать ничего вовсе. Этот напыщенно-старческий тон, да и сам этот донос, похожий на благородный рыцарский порыв – кто еще мог такое затеять? Вот только теперь мальчишка в опасности. Морозов его конечно не убьет, но мало ли, до чего додумается, раз уж… – Краузе красноречиво покосился в сторону черно-желтого холста.

И правда, если ему пришла в голову какая-то нестандартная затея с картинами, над которой нам с наставником еще предстоит поломать голову, то и для сына он вполне может придумать какое-нибудь особенно изощренное наказание.

– Я надеюсь, князь Тарковский никак не обнаружил этого знания? Вы ведь еще не говорили с мальчишкой?

– Разумеется нет, – поспешила заверить Эдуарда я.

– Хорошо. Тогда я подумаю, как бы получше все устроить. Уверен, что обвинение Владислава в подстрекательстве к суициду – это только начало. И способ немного отвлечь всех нас, возможно – выиграть время. Но для чего, я так до сих пор и не выяснил, – признался Краузе, но я так и не поняла, говорит он со мной или просто рассуждает вслух.

– Разве вы не пытались подслушивать его разговоры, читать письма? Неужели он ни разу и словом не обмолвился о своих планах? – уточнила я с сомнением.

– Ты меня за идиота держишь? – Краузе аж в кресле подбросило от возмущения. – Последние года три я только и делал, что слушал его разговоры. Но полагаю, он подозревает, что за ним следят. Может даже знает, что среди его приближенных есть доносчик. Так что он крайне осторожен: беседы ведет только на нейтральные или рабочие темы, а письма распечатывает на принтере. Его сейф полностью герметичен, туда мне тоже не заглянуть с помощью сил.

– Понятно, – я даже отступила на пол шага оттого, сколько гнева слышала в голосе наставника. – Может, картина что-то прояснит?

– И каким же интересно образом? – проворчал Эдуард, все еще недовольный моим упреком, но с кресла все же поднялся. – Я не чувствую под краской никаких полостей.

Как это не чувствует?

Я тоже прислушалась к ощущениям, скользнула магией к картине, в ту зону, где в прошлый раз явно ощущала пустоту, и обнаружила, что Краузе прав: никаких полостей там не оказалось.

Но картина та же самая: я узнаю эти нелепые хаотичные мазки, волосок щетины из кисти, который застрял в правом краю картины, да так и остался там, проступая под последним слоем краски.

Недолго думая, я все-таки взяла нож для бумаги и безжалостно провела им прямо по центру картины, в том месте, где что-то должно быть спрятано. На рукав попало не до конца просохшее черное масло. Оно же растеклось по желтому фону и осталось на тонком лезвии.

– Так вот зачем ему понадобился шприц. Паршивец! – припомнив, что видела перед тем, как зайти в квартиру, я все поняла. Тонкой иглой он залил полость чем-то. Судя по мерзкому запаху, смесью краски и чего-то очень едкого.