Книга Хрущевка княжны Соколовской 2, страница 36 – Полина Змееяд

В деталях припоминая все те случаи, когда мне вдруг становилось плохо, я начала ловить отголоски и других ситуаций: одновременно знакомых и нет. Снова просторная аудитория, наполненная студентами, и я перед ней. Десяток вкладок, открытых на мониторе компьютера, и стопка курсовых работ, неровно сваленных в углу стола. Голод, усталость, собственный хриплых голос, мельтешение вокруг, крики… «Скорую!».

– Марго! – я вздрогнула, вырванная из воспоминаний окриком Марты. – Это совершенно невозможно. Напиши пожалуйста Константину Георгиевичу, что это ателье не отвечает никаким современным требованиям, – со смехом говорила она, приближаясь.

Я поднялась и натянула на лицо улыбку. Картины далекого, уже почти эфемерного прошлого все еще стояли перед глазами, но живу я сейчас, и решать надо насущные проблемы.

– Что, ни одного подходящего платья? – на всякий случай уточнила я у Марты.

Та кивнула, расплываясь в веселой улыбке.

– Даже разыгрывать ничего не пришлось, наряды этой мадам и правда безвозвратно вышли из моды, – подтвердила она.

Домой мы вернулись поздно. Я поленилась готовить и мы с сестрами поужинали в милом кафе неподалеку от ателье, и оказавшись в квартире, почти сразу разошлись по комнатам.

Я до сих пор чувствовала слабость и надеялась, что усну, как только голова коснется подушки. Уже предвкушала утреннюю пробежку и то, как прояснится в голове после нее, но сон не спешил заключать меня в объятья.

Стоило только закрыть глаза, как в памяти тут же раздавался крик.

«Скорую!».

Сквозь нечеткость воспоминаний я видела кабинет, очень похожий на тот, в котором работаю сейчас. Людей в строгих костюмах, чувствовала все нарастающую боль в груди. Но вдруг какая-то неведомая сила ударила, выбивая из легких остатки воздуха, а вместе с ними, кажется, и саму душу. Сознание яркой вспышкой взметнулось над полом и погасло, а потом зажглось вместе с очередным вдохом – уже на крыльце университета имени Распутина.

Так ли уж случайна моя смерть и мое пробуждение в этом странном мире, или кто-то в самом деле посодействовал перерождению?

Я прокрутила воспоминания еще раз, тщательно вглядываясь в каждую деталь собственных ощущений, но так и не смогла заметить вокруг никого и ничего подозрительного. Впрочем, магу вовсе не обязательно быть рядом, чтобы совершить обряд.

Проснулась я разумеется разбитая, и даже пробежка под аккомпанемент шуршащих листьев и гомона сбившихся в стаи птиц не подняла настроения. Входя на кафедру, я думала, что хуже уже быть не может, и мечтала только о чашке кофе, но по взглядам, которые тот час же на меня устремились, поняла, что этому дню еще есть чем меня удивить.

Юлия Петровна поглядывала на меня с любопытством и сочувствием, Григорий Остапович – с явным осуждением. Выражение лица Владислава оставалось нечитаемым, но судя по тому, каким холодом блестели карие глаза с янтарными искрами, случилось что-то малоприятное.

На несколько мгновений я опешила, а когда все же собралась с духом и уже решила спросить, в чем дело, Тарковский бросил на мой стол какую-то желтушную газету – сборник местных сплетен.

«Княжна Соколовская беременна?» – вопрошал один из заголовков передовицы.

Я с удивлением пробежала взглядом по строкам желтушной заметки. Ее автор со слов одной из швей, которая конечно же пожелала остаться анонимной, рассказал о резком ухудшении моего самочувствия. Приплел и тот факт, что я уже отказывалась посетить «некое мероприятие для узкого круга лиц», на которое должна была явиться с Яринским. Из из совокупности этих незначительных событий сделал свой феерический вывод.