Книга Хрущевка княжны Соколовской 2, страница 65 – Полина Змееяд

Однако воспоминания пришли.

Я отчетливо понимала, что вижу то ли сон, то ли воспоминание. Просторный кабинет с широким столом, за которым я, кажется, провела не один десяток бессонных ночей.

Куча бумаг, стопка с курсовыми, которые меня попросил проверить коллега, еще какие-то дела и разрозненные записи. На мониторе компьютера недописанный критический очерк, в углу – несколько старых хороших учебников по истории русской литературы. Я знала их содержание практически наизусть и пожалуй могла бы рассказать гораздо больше, чем в них написано, но в момент сна бессовестно бежала от проблем в томик со стихами Бальмонта.

Сухая душа, отстранненая от других, я жалась в угол кабинета, стараясь сделать так, чтобы меня почти никто не замечал. Чувство одиночества пронзало душу так остро, как никогда за все то время, которое я жила в теле Марго. В новом мире у меня есть сестры, «тайный поклонник» и даже жениху, будь он неладен, есть до меня какое-то дело. В прошлом дела не было никому.

Разумеется меня замечали время от времени: когда надо было подежурить на каком-нибудь пустом мероприятии или заполнить очередную кипу бумаг в отсутствие секретаря. Но почему я каждый раз бралась за эту работу? Не потому ли, что хотела чувствовать себя нужной и важной хотя бы на то короткое время, которое другие пользуются моим трудом?

Воспоминания целой жизни сосредоточились в одном моменте, когда перед глазами отпечатались строки:

«Закрутилась, дикая, пожаром,

Завертелась огненным дождем.

Кто велит порваться темным чарам?

Кто мне скажет: «Встань. Проснись. Пойдем»?»

А потом – резкая боль и все плывет перед глазами, и сознание тает в бесконечной темноте.

Я распахнула глаза, жадно втягивая ртом и носом прохладный воздух и радуясь, что забыла закрыть окно перед тем, как заснула.

Свет включенной лампы резанул по зрачкам и я снова зажмурилась, стискивая рукой ткань ночной рубашки.

Живая, дышу.

Несколько секунд мне понадобилось, чтобы прийти в себя. Оглядевшись в полумраке, я заметила, что томик со стихами валяется на полу, раскрытый примерно на середине. Как раз на стихотворении «Кто?», которое врезалось в память так же ясно, как в тот день, когда я прочла его впервые. И когда я вздохнула в последний раз в том, другом мире.

И эта жалкая одинокая девица – настоящая я? Я в самом деле была такой? Если да, то выходит, что гордость, манеры и семью – не менее важные части моей нынешней жизни, чем магия и работа – я унаследовала от прежней Марго.

От попыток понять, кого из нас троих считать настоящей собой, заболела голова. Я уткнулась лицом в подушку и натянула одеяло до самого носа. Согревшись, решила не закрывать окно: на улице начинался дождь, его шум убаюкивал и помог снова заснуть, на этот раз без видений.

Наутро небо стало ясным, и я, надев две кофты, привычно выбралась на маленькую аллею между домами. Пока бежала, мысли распутывались из сумбурного клубка и строились ровными рядами. Когда я, как заправский полководец, прошлась между ними, проверяя, ровный ли строй, то отчетливо поняла, что могу считать себя полноправной наследницей и Марго, и той женщины, которой была в другом мире. Теперь стало ясно, откуда у меня внезапный интерес к социальным наукам: до смерти я интересовалась ими, чтобы глубже понимать литературу. Марго же наградила меня умением держать лицо и блюсти интересы семьи. Оставалось только выяснить, откуда взялась магия, если в роду о ней даже никто не помнит. Но этот вопрос пришлось отложить на потом.