Книга (Не)желанная жена дракона, страница 98 – Мира Вишес

Жрецы исследовали чешуйку, которую тогда им передал Мориус. И стерли ее в пыль. Наш дом не стали наказывать благодаря тому, что Мориус первым вступил в бой с черными драконами, а ранее потерял жену и все три года искренне считал, что артефакт уничтожен. Веларионы доказали свою преданность в борьбе против Ноктварусов, поэтому к нам проявили снисхождение.

Никтарию драконье общество, хоть и с опаской, но приняло. Она все чаще наведывалась в Пик к Мориусу. Я видела, как они подолгу гуляют по саду – он, необычайно задумчивый и до сих пор прихрамывающий, и она, грациозная, с жаждой жизни в глазах, которой нет места в пустоши. Полагаю, Никтария в итоге выберет не путь жрицы. И что однажды она обретет новый дом. А Мориус – новую спутницу. Они оба заслужили право на второй шанс стать счастливыми.

Марлена поменялась до неузнаваемости. Исчезла та мягкая, воздушная девушка. Появилась собранная юная женщина с печальным, но твердым взглядом. Она носила собственный траур по Элрику, но не по любви к нему, а по своему доверию, по тому миру, что рухнул у нее на глазах. Она с головой ушла в восстановление Хартвуда. Веларионы и Рендал, сумевший спастись в числе гостей, ей в этом помогали. Говорят, на последнем балу ею заинтересовался сам принц Леон. Не знаю, к чему это приведет, но она больше не тот наивный цветочек, что готов верить в сказки. Все же я страшно ошибалась, думая, что могу оградить ее от всех бед… Это невозможно.

Я впервые за долгое время жила спокойно. Последние мерзавцы из культа Ноктварусов были схвачены и казнены, их связи с преступными наемниками – подтверждены. Ритуальные чешуйки – утрачены. Сила их проклятого источника – присвоена Эйданом, мной и Дезмондом. Демон, обретя свою долю могущества, исчез и больше не напоминал о себе. Видимо, получил, что хотел, и потерял к нам интерес, сосредоточившись на делах в потустороннем измерении.

Эрис разбила под стеклянной крышей огромную оранжерею огненных цветов. Назвала сад именем Аэлины. Иногда я заставала ее там разговаривающей с растениями – или с памятью о матери, которую она бережно хранила.

Но главное изменение касалось нас с Ксалором. Вместо лихорадочного желания успеть прожить каждый день, как последний, в нас поселилась уверенность в завтрашнем дне. И в послезавтрашнем тоже.

Сегодня я сидела в розарии под аркой и смотрела, как заходит солнце, окрашивая отстроенные заново сады Хартвуда в золотые и розовые тона.

Сзади послышались шаги. Чьи – сомнений не возникло.

– Так и знал, что найду тебя здесь, – произнес Ксалор, опускаясь на скамью рядом со мной. – Опять задумалась?

– Немного, – сказала я, прислоняясь к его плечу. – Марлена посмеивается, что я тут как старушка на любимой лавочке.

– Глупости. – Он обнял меня за плечи одной рукой, пальцы второй зарылись мне в волосы. – Эйдан говорит, что с вашим новым сроком жизни вы будете стареть гораздо медленнее. Так что ты еще долго будешь выглядеть на свои двадцать лет.

– О да, смирись, – лукаво ответила я. – Ты застрял со мной навеки.

– Смирился. – Ксалор повернулся ко мне, и в его глазах играли знакомые искорки. – Но порой мне кажется, что даже вечности с тобой будет мало.

Он сказал это тихо, без всякой иронии, и от этого слова прозвучали как самая настоящая правда.

– Вечность – это пугающе, – я облизала пересохшие губы, – может стать скучно.

– Нет, – Ксалор покачал головой, – с тобой не соскучишься. Ты устроила мне такую эмоциональную встряску уже во время помолвки, какой иные драконы не испытывают за целое столетие.

– Я устроила? – возмутилась я негодующе. – А сам-то!

– Не отрицаю. Мы квиты.

– Квиты. Но если захочешь снова встряхнуться – только намекни…

– Ты невыносима, – он наклонился и прижался губами к моему виску, – за это я тебя и люблю.

– Я люблю тебя больше. Ведь ты гораздо невыносимее.

Ксалор хмыкнул. Мы замолчали, глядя, как последний луч солнца догорает на вершине самой дальней башни Хартвуда. Наш дом. Наша крепость. Наше место силы.

– И что мы будем делать со всей этой вечностью? – спросила я уже серьезно.

– Что будем делать? – переспросил он, будто удивляясь моему вопросу. – Жить, Корделия. Ругаться. Мириться. Восстанавливать то, что сломали. Строить новое. Летать на маяк. Надоедать друг другу. А когда нам станет недостаточно нас двоих – подарим Веларионам маленьких наследников.

В его словах не было пафоса, никаких обещаний завоевать мир. Была простая, железная убежденность в том, что наше «сейчас» будет длиться всегда. И это было лучше любой клятвы.

– Неплохой план, – улыбнулась я ему.

– Гениальный, – поправил он меня. – Как и все, что я предлагаю.

Я рассмеялась и не стала спорить. Потому что он был прав. Потому что мы были вместе. Потому что у нас было много времени. Но мы не собирались тратить его зря.