Книга Будет вам Злодейка!, страница 95 – Натали Лансон

Шахрияр медленно поднялся. В его глазах вспыхнул тот самый огонь — не гнев, а предупреждение, древнее и безжалостное.

— Пусть попробуют, — прошептал он, и в этом шёпоте звучала клятва, вырезанная в самой ткани мира. — Пусть только посмеют навредить моей жене... И я, и наги не пощадят никого.

Барсиан кивнул, будто услышал именно то, что ждал.

— Я знаю… — сказал он с лёгкой усмешкой и отступил, растворившись в толпе, как тень.

Я сжала руку Шахрияра под столом.

— Они всё ещё не верят, — прошептала едва слышно.

— Пусть не верят, — ответил наместник, поднося мою ладонь к губам. — Главное — чтобы боялись. Но Барс прав. Нужно заканчивать с гостеприимством и проводить делегацию в обратный путь домой.

Танцы начались, едва последние блюда исчезли со столов. Музыканты, скрытые за полупрозрачными занавесами из шёлка, запели на древнем языке Севиры — мелодия лилась, как расплавленное золото, обвивая тела, сердца, души. Барабаны отсчитывали пульс ночи, а флейты вплетали в ритм шёпот желания.

Шахрияр встал, протянув мне руку — не как наместник, а как мужчина, жаждущий прикоснуться к своей женщине при свете тысяч огней.

Я положила ладонь в его, и в этот миг весь зал, казалось, замер. Даже хасаки перестали шептаться. Все смотрели — не с завистью, не с осуждением, а с интересом, потому что то, что происходило между нами, было больше, чем любовь. Это была сила. Слияние двух судеб, двух миров, двух огней, наконец-то нашедших друг друга.

Мы танцевали медленно, почти лениво, будто весь вечер был лишь предлогом, чтобы держать друг друга в объятиях. Его рука скользила по моей спине, по тонкой ткани платья, ощущая каждое движение тела. Мои бёдра двигались в такт его шагам — не подчиняясь, а отвечая. Каждое прикосновение пальцев, каждый взгляд, каждый вздох — всё говорило без слов: мы принадлежим только друг другу.

К нам присоединились другие пары.

Музыка стихала и начиналась снова, но мы не замечали.

Я не помню, как мы вышли из зала. Помню только его ладонь на моей талии, тёплую и твёрдую, как клятва. Помню, как музыка стихла где-то за спиной, а перед глазами — только его глаза, горящие в полумраке коридора. И этот шёпот, почти приказ:

«Пойдём».

В покоях Шиариса не было света — только мерцание кристаллов-бра, отбрасывающих на стены тени, похожие на крылья. Я едва успела сделать шаг, как он прижал меня к двери. Его губы нашли мои — не нежно, не осторожно, а жадно, будто Шах боялся, что я исчезну.

Я ответила с той же яростью, впиваясь пальцами в его волосы, дёргая полы его рубашки, потому что больше не могла ждать. Ни минуты.

— Всю ночь… — выдохнула я между поцелуями, — я думала только о том, как ты коснёшься меня.

Он не ответил словами. Просто сорвал с меня платье — одним рывком, без сожаления. Ткань треснула, но мне было всё равно. Я стояла перед ним обнажённая, дрожащая, и гордая — потому что в его глазах я видела не просто желание. Я видела почитание.

Его руки скользнули по моей коже, медленно, почти мучительно, будто запоминая каждый сантиметр. Когда его пальцы коснулись меня там, где уже пульсировало от нетерпения, я выгнулась, застонав.

— Такая мокрая… — прохрипел он, прижимаясь лбом к моей шее. — Всё это время для меня?

— Только для тебя, — прошептала я. — Всегда только для тебя.

Он поднял меня на руки и бросил на круглую кровать — не грубо, но с такой силой, что шёлк вуалей взметнулся вокруг нас, как волны. Я не успела опомниться, как он уже был надо мной, обнажённый, напряжённый, мой. И когда он вошёл в меня — глубоко, без колебаний — я закричала. Не от боли. От облегчения. От того, что, наконец, он внутри.